1 Елена Осокина Золото для индустриализации ТОРГСИН

ЕЛЕНА ОСОКИНА

ЗОЛОТО

ДЛЯ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ Торгсин

Москва 2009

https://docs.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_ZzVRYjZDYzM3OUU/edit?usp=sharing

УДК94(47)(082.1) ББК 63.3(0)61 072

Осокина Е. А.

072 Золото для индустриализации: «ТОРГСИН» / Е. А. Осокина —

М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2009. — 592 с. — (Исто­рия сталинизма).

ISBN 978-5-8243-1110-5

Елена Осокина. За фасадом сталинского изобилия. Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941., 1999 ISBN 5860041551


http://osokina.blogspot.ru/

Если вы читали роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргари­та», то наверно помните зеркальный магазин «Торгсин» на Смо­ленском рынке в Москве. В обмен на драгоценности и валюту он продавал советским гражданам и иностранцам «розовую лососи­ну», миткали и шифоны, и другие деликатесы и элитные товары ширпотреба. Но знаете ли вы, что в 1931 -1935 гг. по всей стране ра­ботали полторы тысячи торгсинов? Золото, серебро, бриллианты, доллары, которые советские люди принесли в Торгсин, спасаясь от голода, позволили руководству страны купить иностранное обору­дование для Магнитки, Кузнецка, Уралмаша, Днепростроя и дру­гих промышленных гигантов рождавшейся советской индустрии. В интересах индустриализации Торгсин фактически узаконил ва­лютную проституцию, а в погоне за золотом «побил» всемогущие органы госбезопасности. Читатель узнает о том, что стало с золотом Российской империи, кто придумал торгсины, что люди покупали в них и сколько стоил «Форд», о том как золото испанской казны оказалось в хранилищах Госбанка в Москве, каков был собранный Сталиным драгоценный «урожай» и многое, многое другое. Целью автора было рассказать о Торгсине просто и интересно - так, чтобы привлечь всех, кто интересуется историей Отечества.

УДК94(47)(082.1) ББК 63.3(0)61

ISBN 978-5-8243-1110-5

© Осокина Е. А., 2009

© Российская политическая энциклопедия, 2009

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВСТУПЛЕНИЕ Случайная находка 11

ЧАСТЬ 1. СТРАСТИ ПО ТОРГСИНУ 17

Конторка Мосторга

Малопримечательное событие - Торгсин родился. Иностранные моряки и туристы - первые клиенты Торгсина. Магазин на «котиковой улице». Арманд Хаммер и другие любители антиквариата. «Хочешь жить в СССР - имей рубли»: валютный экстремизм Наркомфина. «Вам доллары прислали, но Вы их не получите»: советский потребитель пробивается в Торгсин

19

Золотая идея

Нэп - первое пришествие советского валютного рынка. Золотые россыпи под носом у правительства. «Добро пожаловать, Никанор Иванович! Сдавайте валюту». Золотой поворот в истории Торгсина - Браво, Ефрем Владимирович! «Время -вперед?»: Торгсин как рецидив капитализма. Главный спекулянт

29

«Торгсиния» - торговая страна

Затухающая пятилетка. «От Москвы до самых до окраин»: Печаль победных реляций. Инспектора и информанты. Хождение в народ. «Правда, дело наше совсем не знает»: такая типичная история

49

«Красные директора» Торгсина: «Политкомиссар»

Ученик аптекаря. Профессия - партиец, образование - болыиевистско-политическое. Операция «Кредитбюро». Искушение изобилием. Счастливая отставка

64

Зачем Сталину был нужен Торгсин

Конец золотой казны Российской империи. Архивные тайны статистики советского экспорта. Безумство импорта, или Индустриализация в кредит. Разочарование в Америке. Золото уходит в Рейхсбанк. Догнать Трансвааль! «Валютный цех» на Колыме. Умел ли Сталин считать?

70 Золото

«Товарищ! Береги золотую государственную копейку!» Лом и чекан, или О замещении богатства. Испытание металла. В ожидании «с собачкой». Золотая пыль, вашбанк и клеенчатые нарукавники. Сделка не по совести. Золотая статистика голода. Где «гуляет» царский чекан?

5

83

«Красные директора» Торгсина: «Разведчик»

Есть такая профессия ~ валюту добывать. Безрассудство юности. «Меховая» эмиграция. Он же Верховский, он же... Во благо РККА и рейхсвера. Берлинская резидентура. Разведчики и купцы. Переполох в пушном мире. Звездный час Торгсина. Операция «X». Гибель Артура Сташевского

103 Серебро

Серебро в ожидании скупки: расчет или недальновидность? «Серебряный прорыв»: Власть и общество в противоборстве. Торгсин как «лагерь для перемещенного антиквариата». Припек. Серебряный урожай. Разочарование

118

Бриллианты и платина

Бриллиантовая скупка в элитных городах. Розы, голландки, мелле, меланж и «разложистые». Оценщик за работой. Случай в Ташкенте, или Воры в Гохране.

Провал?

128

«Yours Faithfully Torgsin»

Фабрики - рабочим, землю - крестьянам, антиквариат - буржуям. Арманд Хаммер и другие любители антиквариата. «Кантик огневого золоченья», или Антикварный портрет ушедшей эпохи. Вермеер как средство выживания. Тайники и «неценные ценности»: несостоявшаяся глава

135

«Шлите доллары на Торгсин»

Гениальное решение кризиса валютных переводов. Международная спекуляция и чистка агентурной сети. Астрономия таможенных пошлин. «Сегодня советская селедка - завтра донос в ГПУ»: Идейно-гастрономическая дилемма белого эмигранта. «Общество заказанных продуктов», или Посылки как оружие пролетариата. Мешок муки - лучший подарок к празднику. Еврейская помощь. Деньги пахнут! Сумма, достойная Магнитки

146

Шипчандлеры и портовое хозяйство

«Отречемся от старого мира?» Крепостные клиенты. Советские бордели и пролетарские проститутки. Война миров: Интерклубы против портовых торгсинов. Кошелек или идея? Слуга двух господ. Будни советского шипчандлера. Бар-мышеловка. Советский сервис как оружие массового уничтожения. Безналичная валюта

165

«Красные директора» Торгсина: «Эсер»

Из сибирских купцов. «Сдержанный человек, в котором жил чертик». Политика или медицина? Расстрелъный приговор Колчаку. «Ла Скала» и самовар для министра Муссолини. Председательство на «закате» Торгсина. Казнь. Где же рукопись?

6

182

Хлеб и плимсоли, или О том, что люди покупали в Торгсине

Золото - на Запад, мука - на Восток. Сколько товаров продал Торгсин? Этапы

большого пути: сувенирная лавка -^-мучной лабаз ->валютный универмаг. Метаморфозы покупательского спроса. Все ли деньги Торгсина были потрачены?

187

Цены в Торгсине

Ценообразование под окрики правительства.  Дефицитность, сезонность, монопольность. «Прошляпил» ли Торгсин голод? Снижение цен как вредительство. Застой торговли и ажиотаж «под занавес». Был ли Торгсин дорогим магазином?

193

Маслины для голодных

Привилегия импорта. Где купить «Форд»? Безделицы благополучной жизни. «Пир во время чумы». Узаконенное воровство. Последний импорт

203

Торгсин и ОГПУ

Валютное соперничество. «Кто нам мешает, тот нам поможет». «Золотые камеры» и «деньги спасения». Жизнь между молотом и наковальней. Советская повседневность: обыденность приключения, привычность риска

207

Тайны Торгсина

Философский камень. Скрытая конвертация рубля. Обогнав экспорт хлеба и нефти. Парадокс убыточности. Дешевле золота ГУЛАГа

225 «Закат»

Нелюбимое детище, или Почему закрыли Торгсин? Лебединая песня советского валютного рынка. Продажа ненужных людей. Торговый ренессанс. Сколько иностранной валюты «гуляло» на «черном» рынке? «Торгсовлюд»

235

Портрет покупателя в интерьере

За зеркальной дверью Торгсина. Рыба тухнет с головы: номенклатура в борьбе за

Торгсин. Что русскому хорошо, то немцу смерть: дипломаты в Торгсине. Крестьянские универмаги: «Затаились. Ждут муку». Жители страны Лихославля. «Утром купит, а днем опять идет покупать»: спекулянты

249

Продавец всегда прав

О коммунизации, кореннизации и безграмотности. Торгсин крестьянский. Еврейский вопрос. Страсти по «золотому» пайку. «Не можем так работать!» Усушка, утруска, примаз, распыл и впитывание. Сытые и голодные. Зачем на рубашке пришит карман? На пороге большого террора

273

«Красные директора» Торгсина: «ВРИД»

Потомственный рабочий. Снабженец Первой конной. Мечта пожить за границей. Вор. Письмо Сталину. Анатомия экономического преступления

7

294

Вместо заключения: Торгсин - имя нарицательное

Парадокс № 1: Героизм и обывательщина. Парадокс № 2: Социальное равенство как квинтэссенция классового подхода. Парадокс № 3: Социалистическое предприятие капиталистической торговли. Парадокс № 4: Золото - мещанская прихоть и оружие пролетариата. «Потому ты жива»: Парадоксы исторической памяти. «Торгсин» сегодня. «Былое нельзя воротить - и печалиться не о чем»?

301

ЧАСТЬ 2. ЛАБОРАТОРИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ (историография, источники, концепции)

«Да, был какой-то там Торгсин»

Бедность историографии при изобилии источников. Региональные архивы в ожидании исследователей. Какое ведомство не участвовало в работе Торгсина? Шпиономания и источниковедение. Жертвы голодомора свидетельствуют

311

Торгсин как феномен сталинизма

Дебаты о сталинизме. Современность и судьба советского социализма. Обещание изобилия: сталинизм и развитие потребительского общества в СССР

319

ПРИМЕЧАНИЯ 337

Таблицы 523

ПРИЛОЖЕНИЯ 544

Краткая хронология событий 544

Структура Всесоюзного объединения «Торгсин» (1935 г.)

549

Официальные курсы обмена валют в СССР 549

Биографии руководителей Всесоюзного объединения «Торгсин»

551

Биографии руководителей Наркомата внешней торговли СССР

562

Из истории контор Торгсина 567

Библиография 576

Список сокращений 587

МОИМ РОДИТЕЛЯМ И ИХ ПОКОЛЕНИЮ

ПОСВЯЩАЕТСЯ

«Былое нельзя воротить - и печалиться не о чем»'?

Из Булата Окуджавы

ВСТУПЛЕНИЕ Случайная находка

В начале 1990х гг., работая над книгой «За фасадом "сталинско­го изобилия"»1, я нашла в Российском государственном архиве эко­номики отчет о работе торговой организации «Торгсин». Отчет утверждал, что в первой половине 1930-х гг. - решающие годы со­ветской индустриализации - Торгсин купил у населения ценнос­тей, достаточных для покрытия пятой части расходов на импорт промышленного оборудования, технологий и сырья. В отдельные годы вклад Торгсина был и того выше: в 1933 г. ценностей, собран­ных через Торгсин, хватило, чтобы оплатить треть расходов СССР на промышленный импорт. В тот год по объемам валютной выручки Торгсин перегнал главных добытчиков валюты для страны - экспорт хлеба, леса и нефти.

Это открытие потрясло меня. Благодаря роману Михаила Булга­кова «Мастер и Маргарита» и мимолетным упоминаниям в научной литературе я знала, что такое Торгсин, но не предполагала, что вклад этой торговой организации в финансирование промышленно­го рывка был столь значительным. Исследователи советской индус­триализации традиционно изучали один и, как многие считают, главный источник ее финансирования - коллективизацию2, которая в начале 1930-х гг. за счет обирания крестьян позволила увеличить экспорт сельскохозяйственной продукции3. Найденный в архиве до­кумент свидетельствовал, что Торгсин остался неоцененным. В книге «За фасадом "сталинского изобилия"» я посвятила Торгсину специальную главу, но сюжет заслуживал большего.

«Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами на терри­тории СССР», сокращенно «Торгсин» (18 июля 1930 г. - 1 февраля 1936 г.), родился в годы острого валютного кризиса в период совет­ской индустриализации. В начале - малозначительная конторка Мосторга, Торгсин продавал за валюту антиквариат иностранным туристам в Москве и Ленинграде и снабжал иностранных моряков в советских портах. В декабре 1930 г. список клиентов Торгсина рас­ширился за счет иностранцев, работавших в СССР. 4 января 1931 г. Торгсин получил всесоюзный статус4, а в июне открыл двери совет­ским гражданам, которые вначале могли покупать товары в Торгсине только за царский золотой чекан и в счет переводов валюты из-за границы. Поистине революционный поворот в его истории произо­шел в самом конце 1931 г., когда руководство страны разрешило со­ветским людям покупать товары в Торгсине в обмен на бытовое зо­

11

лото (украшения, предметы утвари и быта). Со временем Торгсин стал принимать от населения серебро, платину, бриллианты и дру­гие драгоценные камни, а также произведения художественного ис­кусства.

В 1932-1935 гг. советские люди снесли в Торгсин почти 100 т чистого золота! Это эквивалент порядка 40% «гражданской»5 про­мышленной золотодобычи в СССР за тот же период времени. В те же годы золотой вклад гулаговского «Дальстроя» составил всего лишь немногим более 20 т. Но значение Торгсина для страны и истории не исчерпывалось экономическими показателями его деятельности. Торгсин выполнил огромную социальную миссию, дав миллионам людей возможность выжить в голодные годы первых пятилеток.

Чем больше я работала над Торгсином, тем сильнее становилось мое убеждение, что случайная архивная находка открыла для меня «исследовательский Клондайк». Торгсин представлял захватываю­щую историю изобретательности и изворотливости советского ру­ководства, а также уникальный случай крупномасштабного валют­ного предпринимательства пролетарского государства в борьбе за выживание. Впервые и единственный раз в советской истории руко­водство страны разрешило своим гражданам платить в советских магазинах (торгсинах) иностранной валютой, золотым царским че­каном и другими ценностями6. В интересах индустриализации Торг­син фактически легализовал валютную проституцию, а в погоне за золотом «побил» всемогущие органы госбезопасности. Но Торгсин был детищем не только сталинского руководства, его «сделали» люди: во многом благодаря их инициативе операции Торгсина вы­шли за пределы золотовалютных и стали включать многие другие виды ценностей. Миллионы советских покупателей определили со­циально-культурный облик Торгсина - в преобладающе крестьян­ской голодной стране зеркальные торгсины деликатесов потерялись среди мешков ржаной муки валютных лабазов.

Десятилетия Торгсин хранил свои тайны. Его главными покупа­телями оказались вовсе не иностранцы, как утверждала вывеска «Торгсин», а советские граждане, которые добровольно-принуди­тельно отдали свои сбережения на промышленное развитие страны. В числе тайн Торгсина было и то, что, скупая ценности у населения дешевле их мировой цены, пролетарское государство продавало продукты и товары своим соотечественникам в несколько раз доро­же того, что брало с иностранцев за границей. Торгсин был полон парадоксов: в нем «капиталистические» (рыночные) методы служи­ли делу построения социализма. Несмотря на свои заслуги перед страной, Торгсин так и не заслужил признания сталинского руковод­ства, оставшись в политическом языке эпохи символом мещанства и обывательщины. Но не будем забегать вперед - это лишь немногие из открытий, о которых расскажет эта книга.

12

Торгсин не только открывает неизвестную захватывающую стра­ницу истории отечества, анализ его деятельности позволяет сделать концептуальные выводы о принципах функционирования советской экономики, особенностях повседневной жизни в СССР и путях раз­вития советской потребительской культуры, а в конечном итоге увидеть новое в феномене сталинизма. Дебатам историков о стали­низме и роли Торгсина в понимании этого феномена ушедшего сто­летия посвящена заключительная глава книги «Торгсин как фено­мен сталинизма».

Эта книга - результат огромной архивной работы и научного ана­лиза сотен документов, но написана она популярно. Моей целью было рассказать о сложных проблемах просто и интересно - так, что­бы привлечь людей, интересующихся историей отечества, но не име­ющих профессиональной исторической подготовки. Книга состоит из очерков, связанных общей темой, - историей Торгсина. Рассказ сле­дует хронологии событий - от рождения к взлету, а затем закату дея­тельности этой торговой организации, но вместе с тем он обрастает тематическими и проблемными сюжетами, среди которых - захваты­вающие истории жизни председателей Торгсина, валютная проститу­ция портовых торгсинов на службе у индустриализации, дилемма бе­лого эмигранта, который, помогая родственникам и друзьям, оставшимся в СССР, укреплял ненавистный ему советский строй, а также истории золота, серебра, бриллиантов, социально-историчес­кие портреты покупателей и продавцов, рассказы о том, что люди покупали в Торгсине и сколько стоил «Форд», перипетии сотрудни­чества и соперничества Торгсина и ОГПУ и, наконец, открытие тайн и осмысление парадоксов Торгсина. Жанр, в котором написана книга, можно назвать исторической мозаикой: каждый очерк является самос­тоятельным рассказом и интересен сам по себе, но только собранные вместе эти истории представляют историческое время Торгсина в бо­гатстве деталей и красок. Такая форма изложения позволяет читать очерки в любой последовательности, но неизбежно связана с «пересе­чением» в них информации: повторениями и забеганиями вперед.

Эта книга вводит в научный оборот большой массив статистики 1930-х гг. - данные советского экспорта, золотоскупки и золотодобы­чи, показатели работы Торгсина и некоторых особо важных экспор­тных объединений страны и др. В этом качестве книга послужит ис­точником первичной информации для историков и экономистов. Книга также предлагает собственные расчеты автора экономических показателей, как то: золотодобыча СССР, рентабельность Торгсина, себестоимость добытого им золота и золота ГУЛАГа и др. Я считала долгом исследователя представить не только итоги, но и свою «лабо­раторию» — сделать статистику, использованную в этой книге, дос­тупной, так, чтобы при желании можно было не только проверить мои расчеты, но и сделать свои собственные расчетные комбинации.

13

Читатель наверняка уже заметил разное написание слова «торг­син»: где-то оно появляется в кавычках, где-то без них, а то и вовсе во множественном числе с маленькой буквы. Эти различия в напи­сании имеют смысловое значение. При полном и официальном упо­минании «Всесоюзного объединения по торговле с иностранцами на территории СССР "Торгсин"» слово пишется с большой буквы и в кавычках. Однако эта книга исследует не столько работу организа­ции «Торгсин», сколько Торгсин как социально-экономический и культурный феномен сталинизма, поэтому в подавляющем большин­стве случаев слово «торгсин» пишется с большой буквы и без кавы­чек. Словосочетание типа «Ленинградский Торгсин» означает «Ле­нинградская контора Торгсина», поэтому пишется с большой буквы. С маленькой буквы и во множественном числе слово «торгсин» употребляется как синоним слова магазин(ы) Торгсина. Словосоче­тание «Правление Торгсина» в этой книге везде написано с боль­шой буквы, чтобы передать ощущение, что речь идет не просто о подразделении в структуре торговой организации «Торгсин», а об одном из главных персонажей этой истории.

Я влюбилась в тему Торгсина и могла бы написать эту книгу быс­тро, но жизнь рапорядилась иначе. Много грустных и счастливых со­бытий произошло с середины 1990-х гг. - времени начала работы над этой темой: смерть моего первого мужа, неожиданная и такая пре­ждевременная смерть мамы, затем новое замужество и связанный с ним переезд в США, рождение второй дочери, смена американских университетов в поисках достойного места работы и борьба за про­фессиональное выживание на Западе. После многолетней работы в Институте отечественной истории РАН, которая позволяла уделять все время исследовательской работе, профессиональная жизнь в США требовала научиться совмещать исследовательскую деятель­ность с преподаванием. Образование, полученное на Историческом факультете МГУ, а также настойчивость и упорный труд в итоге принесли хорошие результаты, но времени на решение профессио­нальных проблем ушло немало. Работа над книгой двигалась мучи­тельно медленно. К тому же, мой первоначальный план - написать книгу коротко — провалился: тема обрастала все новыми сюжетами. Однако затянувшаяся работа над книгой позволила мне осмыслить Торгсин.

В работе над Торгсином был момент, когда значительная часть исследования могла быть потеряна. При переезде из Миссури в Южную Каролину, на новое место жизни и работы, грузовик, кото­рый перевозил наше имущество, попал в аварию в штате Алабама. Серьезно пострадало трое людей - шоферы столкнувшихся машин. По сравнению с пострадавшими людьми мы отделались легко -лишь потеряли имущество. Самой тяжелой утратой была потеря се­мейных фотографий, коллекций, книг и исследовательских матери­алов. Мои бумаги летали над местом аварии, многое так и осталось

14

погребенным там. По этому поводу мой муж даже стал шутить, что «Лена пишет книгу, для которой материалы находятся в Алабаме». К счастью для меня и этого исследования компьютер и несколько коробок ксерокопий наиболее ценных документов - результат мно­гих лет работы в архивах - я не доверила никому и везла с собой в легковой машине, в которой переезжала моя семья.

Эта книга состоялась благодаря помощи многих людей - моей семьи и друзей, коллег, случайных знакомых и даже незнакомцев. Я в неоплатном долгу перед Сергеем Журавлевым и Татьяной Смир­новой, Евгением Кодиным и Демьяном Валуевым, Дагласом Нор-тропом и Хуршидой Абдурасуловой, Андреем Сазановым, Криспи-ном Бруксом и Терри Мартином, которые, каждый по-своему, помогли мне в сборе материалов для этой книги. В этой связи зна­менательны несколько историй.

В конце 1990-х гг., находясь в Смоленске на конференции, я сдела­ла запрос о возможности поработать в местном архиве в фонде Торг­сина. В ответ я узнала, что архивное хранилище находится в аварий­ном здании и доступа туда нет. Ничего не изменилось и через несколько лет, когда в начале нового тысячелетия я поинтересовалась о положении дел в ГАСО. Но, как гласит народная мудрость, не имей сто рублей, а имей сто друзей. Евгений Кодин, историк сталинизма, профессор Смоленского педагогического института, договорился с ад­министрацией архива, послал машину и перевез фонд Торгсина в безо­пасное место, в читальный зал ГАСО. Если бы не он, то архив Смолен­ского Торгсина все еще бесполезно пылился бы в полуразрушенном хранилище, а из этой книги исчезли бы многие важные страницы.

Я работала над книгой так долго, что, казалось, уже не только семья и друзья, но и коллеги-историки знали, что я пишу о Торгси-не. Профессор Гарварда Терри Мартин, работая над своими сюжета­ми, наткнулся в архиве на материалы расследования личного дела заместителя председателя Торгсина Муста и вспомнил обо мне. Мой однокурсник историк и археолог Андрей Сазанов нашел для меня в Российской государственной библиотеке, которую мы по старой привычке все еще называем Ленинкой, любопытную бро­шюру - инструкцию по приемке и оценке драгоценных металлов в Торгсине 1933 г. издания. Куратор архива видеозаписей Института Фонда Шоа Криспин Брукс рассказал мне о существовании огромно­го массива интервью с очевидцами и жертвами украинского голода. Криспин Брукс, который сам занимается историческими исследова­ниями на материалах этого архива, передал в мое пользование выдер­жки из показаний людей, в которых упоминается Торгсин7.

Работа над Торгсином познакомила меня с новыми людьми, со многими из которых я еще не встретилась лично, а возможно, ни­когда и не встречусь, но моя благодарность им огромна. Без их по­мощи книга лишилась бы уникальных материалов. Замечательный советский фотограф и коллекционер Лев Бородулин, которого я

15

разыскала через Интернет, разрешил мне использовать из его кол­лекции уникальную фотографию Торгсина, сделанную И. Шагиным в 1930 г. По информации, размещенной в англоязычной «Википе-дии», меня нашел украинский эмигрант в США, чья семья пострада­ла от сталинских репрессий, доктор химических наук и бонист Лев Григорчук (Lew Hryhorczuk). Он предоставил в мое распоряжение из своей коллекции боны Торгсина и оказал большую помощь в по­иске материалов, опубликованных в Украине. В ответ на мою прось­бу помочь с иллюстрациями для книги он связался с коллегами и один из них, Михайло Харитонов, щедро поделился со мной торгси-новскими материалами. Изумительная брошюра-проспект Торгсина 1935 г., которая представлена в этой книге, нашла меня благодаря незнакомой женщине. Узнав через Интернет, что я пишу о Торгси­не, она информировала меня о том, что брошюра выставлена на про­дажу на электронном аукционе «еВау», где я ее и купила.

Спасибо тем, кто стоял у истоков этого исследования: Юрию Павловичу Бокареву, который в конце 1980-х гг. посоветовал мне заняться историей советской торговли и потребления; Николаю Кременцову, с которым в 1994 г., будучи стажерами Института Кен-нана в Вашингтоне, мы обсуждали мою самую первую статью о Торгсине. Огромное спасибо и всем тем, кто помогал мне на заклю­чительном этапе работы над книгой - прочитал рукопись и выска­зал замечания, а также в беседах или переписке со мной обсуждал Торгсин: Юрию Павловичу Бокареву, Тамаре Вепрецкой (Мишуко-вой), Линн Виоле, Юрию Марковичу Голанду, Юкке Гронову, Сер­гею Журавлеву, Матвею Лапину и Юрию Слезкину.

Российский государственный архив экономики всегда был глав­ным архивом для моих исследований. Хочу сердечно поблагодарить директора РГАЭ Елену Александровну Тюрину и работников чи­тального зала в хранилище за помощь в работе и неизменное дру­жеское отношение ко мне. Прошло уже много лет, но я вспоминаю время, проведенное в этом архиве с теплыми чувствами и призна­тельностью к этим людям.

Моя особая благодарность принадлежит коллективу издатель­ства РОССПЭН и его директору Андрею Константиновичу Сороки­ну за неизменный интерес к моим работам.

Книга написана при финансовой поддержке Национального Фонда Гуманитарных Исследований (National Endowment for the Humanities), США. Грант этого фонда освободил меня на год от пре­подавания и позволил закончить рукопись.

Эту книгу я посвящаю моим родителям, Анне Петровне и Александру Андреевичу Осокинъш, а вместе с ними - всему поколе­нию рожденных в сталинские 1930-е.

Надеюсь, что открытия этой книги увлекут читателя, как они увлекли меня.

16

ЧАСТЬ 1. СТРАСТИ ПО ТОРГСИНУ

Конторка Мосторга

Малопримечательное событие - Торгсин родился. Иностранные моряки и туристы - первые клиенты Торгсина. Магазин на «котиковой улице». Арманд Хаммер и другие любители антиквариата. «Хочешь жить в СССР - имей рубли»: валютный экстремизм Наркомфина. «Вам доллары прислали, но Вы их не получите»: советский потребитель пробивается в Торгсин

«Специальная контора по торговле с иностранцами на террито­рии СССР», сокращенно «Торгсин», была создана 18 июля 1930 г. постановлением Наркомата торговли СССР1. Имя было явно боль­ше самого явления. В момент создания Торгсин представлял всего лишь небольшой отдел в системе столичной торговли, которой заве­довал Мосгорторг2. К концу 1930 г. Торгсин вышел за пределы сто­лицы и стал превращаться во всесоюзную организацию. Его пред­ставительства и конторы появились в некоторых республиках, краях и областях, но пока они были еще настолько слабы, что само­стоятельного статуса не имели, теряясь среди других отделов мест­ных торгов3. 4 января 1931 г. Торгсин получил статус Всесоюзного объединения Наркомата внешней торговли, однако до его действи­тельно общенационального «взлета» оставался еще целый год.

До Торгсина торговое обслуживание иностранцев было распы­лено между многими организациями. Появление Торгсина стало частью общего процесса государственной централизации и монопо­лизации на рубеже 1920-1930-х гг. Создавая Торгсин, правитель­ство стремилось сконцентрировать валютные торговые операции с иностранцами на территории СССР в одном ведомстве4. Задача, по­ставленная перед Торгсином, была ясна - не допустить, чтобы иностранцы, приезжавшие в СССР, увозили назад валюту.

Начинал Торгсин с портовой торговли. До ноября 1930 г. он, главным образом, занимался снабжением иностранных судов и со­ветских кораблей заграничного плавания. Список первых торгси-новских контор повторял географию морских портов СССР: Евпа­торийская, Архангельская, Новороссийская, Владивостокская, Таганрогская, Батумская...5 Работа предстояла большая. До появле­ния Торгсина портовая торговля была обязанностью Совторгфло-та6, однако, тот выполнял ее хаотично, без должного валютного эф­

19

фекта. Как сетовало руководство Торгсина, принимая дела от Совторгфлота, «опыта концентрированного обслуживания иност­ранцев и снабжения иносудов» ни у кого не было7. Иностранные ка­питаны, зная это, затоваривались продовольствием, предметами первой необходимости и строительно-ремонтными материалами заранее, до захода в советские порты.

Среди первых клиентов Торгсина были также иностранные ту­ристы и транзитные пассажиры-иностранцы. Торговля Торгсина шла в киосках гостиниц «Интуриста» в Москве и Ленинграде, а так­же в павильонах на пограничных пунктах - последний шанс заполу­чить валюту покидавших пределы СССР иностранных граждан. За­тем Торгсин открыл свой первый универсальный магазин. В ноябре 1930 г. Комиссия по разгрузке Москвы передала Торгсину бывший Михайловский дом на углу Петровки и Кузнецкого моста для орга­низации универмага «закрытого типа». Выбор места был удачный и вряд ли случайный. До революции и в годы нэпа Петровка была со­средоточием модных магазинов. В народе ее называли «котиковой» улицей: в лучшие времена там гуляли дамы, одетые дорого и по по­следнему крику моды8. В начале 1930-х улица выглядела не столь блистательно, но былая слава жила.

В ассортименте первого универмага Торгсина были филателия, ковры, меха, антиквариат, а также винно-водочные изделия и неко­торые продовольственные товары экспортного качества. Желанный и дефицитный для советского покупателя ширпотреб - ткани, одеж­да, обувь - был исключен из ассортимента продажи. Он не пред­ставлял интереса для иностранцев и только привлекал ротозеев9. Товары поступали от Мосторга, и цены на них были от 10 до 50% выше советских экспортных цен на аналогичные товары10. Полити­ка советского правительства - продавать внутри СССР дороже, чем за границей, продолжалась и после того, как Торгсин открыл двери советским покупателям. Она расцвела в период массового голода -время печального триумфа Торгсина.

В начале 1931 г., вслед за Москвой, у Торгсина появились и свои магазины в Ленинграде: небольшой универмаг в гостинице «Октябрьская» и несколько киосков, табачный, кустарно-экспорт­ный и продуктовый, в «Европейской»11. Антикварный магазин Торг­сина, который вначале был частью универмага, в октябре 1931 г. стал работать самостоятельно, напрямую подчиняясь Ленинградской конторе Торгсина. По путевке райкома партии туда пришел новый директор. Как и многие другие чиновники, занятые продажей худо­жественных ценностей иностранцам, он мало смыслил в антиквари­ате, но был предан партии12.

20

Не удивительно, что деятельность Торгсина в Ленинграде в «ин­туристский период» его существования имела ярко выраженную ан­тикварную специфику. Город был «набит» художественными ценнос­тями. Многое было накоплено за двухсотлетнюю историю Санкт-Петербурга - новой столицы Российской империи. Да и революция сделала город своеобразным российским депозитарием ценностей -частные лица с началом «революционной смуты» передали свои цен­ности на хранение в Эрмитаж, как оказалось, безвозвратно. Кроме того, с приходом к власти большевиков в хранилища Эрмитажа сво­зили конфискованные художественные коллекции со всей страны.

Вначале только иностранцы, кратковременно пребывавшие в СССР, могли покупать в Торгсине13. Инструкции правительства за­прещали продажу товаров иностранным гражданам, если те посто­янно или долговременно находились в СССР. В их число попали сотрудники иностранных посольств и миссий, концессионеры, слу­жащие иностранных фирм, тысячи специалистов и рабочих, прие­хавших в СССР на стройки социализма по идеологическим сообра­жениям или спасаясь от депрессии на Западе. Этих иностранцев должен был обслуживать «Инснаб» - государственное торговое предприятие, которое имело сеть своих закрытых распределите­лей14. В годы карточной системы первой половины 1930-х гг. продажа в них была нормирована и шла исключительно на советские деньги.

Изначальный запрет иностранцам, длительно проживавшим в СССР, покупать товары на валюту в Торгсине противоречил эконо­мической целесообразности. Запрет был одним из проявлений экс­тремизма государственной валютной монополии в СССР на рубеже 1920 - 1930-х гг., страстным поборником которой в тот период вре­мени выступал Наркомат финансов15. Хотя иностранцам разреша­лось иметь при себе наличную валюту, Наркомфин пытался до ми­нимума ограничить сферу ее использования в качестве средства платежа внутри СССР. Так, при торговом обслуживании иностран­ных судов валютные операции были ограничены расчетами с капи­таном16. Чаще всего наличной валюты у иностранных матросов не было. Их покупки записывались на счет парохода. Зафрахтовавшая судно компания затем оплачивала счета Торгсина. Немногочислен­ные иностранные туристы17, приезжавшие посмотреть первое ком­мунистическое государство, если следовать букве постановлений Наркомфина, не имели права платить иностранной валютой внутри СССР. Наркомфин требовал, чтобы туристы платили за услуги и товары, в том числе и в Торгсине, не «эффективной валютой» -иностранными деньгами18, а «советскими рублями валютного происхождения ».

21

По внешнему виду отличить простой рубль от рубля валютного происхождения было невозможно, но разница между ними была су­щественная. Валютными считались те рубли, которые иностранец получил в результате легального обмена ввезенной в СССР валюты. Всякий раз, когда иностранный турист в СССР платил рублями за товары экспортного качества, он должен был предъявлять квитан­ции Госбанка СССР об обмене валюты. Другим легальным сред­ством платежа были валютные чеки19. Финансовые органы, таким образом, хотели быть уверены в том, что валюта из бумажников иностранных туристов попала советскому государству, а не ушла на «черный» рынок, где обменный курс был более соблазнительным, чем официальный. Более того, иностранные туристы обменивали валюту на рубли в Госбанке «без права обратного обмена». Некон­вертируемость советской «валюты» заставляла иностранных турис­тов тратить все рубли валютного происхождения, находясь в СССР. Ввезенная в СССР валюта могла потерять свой легальный статус, если по истечении трех месяцев после въезда в страну ее владелец не положил ее на специальный текущий счет в банке20.

Советское государство стремилось держать под контролем ва­лютные средства и тех иностранцев, которые приезжали работать в СССР по контракту. Контракт оговаривал, какая часть зарплаты будет выплачена в валюте, а какая в рублях. Валютная часть зарпла­ты не выдавалась на руки иностранцу, а переводилась на его банков­ский счет за границей. Жить же в СССР он должен был на рубле­вую часть своей зарплаты. Вначале, в 1930-1931 гг., валютные выплаты, как и сама зарплата иностранных специалистов, были щедрыми - советское правительство ожидало, что «преимущества планового хозяйства», соединенные с профессиональным опытом и технологиями Запада, совершат чудо, но, увы, этого не случилось. Разочарование и крайняя нужда в валютных средствах привели к тому, что правительство при заключении договоров с иностранными специалистами и рабочими стало урезать как саму зарплату, так и ее валютную часть.

В самом конце 1930 г. Наркомфин, наконец-то, отменил искус­ственное ограничение, которое повсеместно нарушалось, и офици­ально разрешил иностранцам, длительно проживавшим в СССР, по­купать в Торгсине, но только на советские рубли «валютного происхождения», то есть за счет уменьшения валютной части зар­платы, уходившей за границу21. Продажа изделий из драгоценных металлов и камней допускалась только с разрешения Наркомфина. Наркомфин вновь повторил, что прием иностранной валюты, на­личной или в чеках, в оплату товаров на внутреннем рынке от

22

иностранцев, длительно проживавших в СССР, категорически за­прещается.

Экстремизм государственной валютной монополии мешал вы­полнению валютного плана Торгсина, поэтому, несмотря на протес­ты Наркомфина, Торгсин продавал товары иностранным туристам и иностранцам, длительно проживавшим в СССР, на «живую» валю­ту и «забывал» проверять справки о происхождении советских руб­лей22. По мере обострения государственной нужды в валюте Нар­комфин вынужден был ослабить валютный «зажим». Не имея возможности остановить практику продаж иностранцам за валюту, Наркомфин стал требовать, чтобы Торгсин хотя бы принимал толь­ко ту валюту, которую иностранец имел право вывезти из СССР23. Иными словами, Торгсин не мог просто получать в оплату за товары доллары или фунты стерлингов, он должен был убедиться, что эта валюта «не снята с вольного рынка», а была легально ввезена в СССР. В мае 1931 г. в связи с развитием деятельности Торгсина, Наркомфин «для упрощения техники торговли» отменил и это правило, разрешив Торгсину не требовать у покупателей-иностран­цев документов о происхождении валюты.

Советская пограничная таможня следила за тем, сколько валюты иностранец ввозил и вывозил из СССР. Иностранный турист не мог вывезти валюты больше, чем он ввез, или даже столько же, сколько ввез. Вычету подлежал прожиточный минимум. В июне 1931 г. прожиточный минимум для иностранцев был установлен в размере 10 руб. в сутки24. Кроме того, согласно Инструкции Нарко­мата торговли и Наркомата финансов от 8 июля 1930 г., купленные иностранными туристами товары, и особенно изделия из драгоцен­ных металлов и камней, могли быть вывезены только в счет ввезен­ной валюты. Продавцы в Торгсине должны были предупреждать по­купателей об этом и ставить на расчетные квитанции магазина «погасительный штамп» - «В счет обратного вывоза валютных цен­ностей»25. Таможенники при выезде иностранцев из СССР произ­водили сложные расчеты, решая, сколько валюты разрешить к выво­зу. Они сверяли данные о ввозе и обмене валюты, счета на покупки товаров с «погасительными штампами» и высчитывали прожиточ­ный минимум на период пребывания в СССР. По настоянию Нар­комфина Торгсин при отпуске товаров обязан был учитывать про­житочный минимум иностранца, то есть смотреть, чтобы иностранец не тратил больше той суммы, которая была указана в разменной квитанции Госбанка - документе об официальном обме­не валюты26. Только в мае 1933 г. Наркомфин, принимая во внима­ние выгодность торгсиновской торговли, согласился пересмотреть правило о вывозе драгоценностей в счет «валютной нормы» иност­

23

ранцев и разрешить им беспрепятственный вывоз купленных в Торг-сине ценностей27.

Появление Торгсина вело к расширению сферы легальных ва­лютных операций в СССР, поэтому в обсуждении вопроса о целесо­образности и пределах деятельности Торгсина участвовали все ва­лютные ведомства, в первую очередь Политбюро и его «золотые» комиссии, а также Наркомфин, Госбанк, Наркомвнешторг и, разуме­ется, ОГПУ. Наркомфин был не единственным ведомством, кто противился расширению легальных валютных операций в стране. Против Торгсина как «ненужной инстанции» выступили в регионах и некоторые полномочные представительства ОГПУ28. Формаль­ным поводом к тому была «политическая нецелесообразность» -недовольство, которое могли вызвать у рабочих элитные магазины для иностранцев.

В документах нет других объяснений неприязненного отноше­ния ОГПУ к Торгсину, но представляется, что здесь сыграл роль конфликт ведомственных интересов. С появлением Торгсина, вок­руг которого роились валютные спекулянты, у ОГПУ, призванного бороться с «черным» рынком, прибавилось много работы. В после­дующие годы взаимоотношения Торгсина и ОГПУ/НКВД были противоречивы. Органы государственной безопасности видели в Торгсине удачливого соперника в деле добывания золота и валюты, но в то же время и невольного помощника: Торгсин непреднамерен­но выявлял «держателей ценностей», а ОГПУ/НКВД для выполнения собственного валютного плана оставалось лишь провести аресты и конфискации среди торгсиновских клиентов.

Наркомат иностранных дел СССР вначале также высказал воз­ражения против открытия магазинов Торгсина на центральных ули­цах, а также против его широкой рекламы29. Протесты НКИД объяснялись боязнью недовольства иностранцев, длительно прожи­вавших в СССР, в числе которых был и дипломатический корпус. Изначальный запрет покупать товары в Торгсине являлся ущемле­нием их прав. После того как дипломатов допустили в Торгсин, возражение НКИД отпало.

Ну, а что же советские граждане? Вначале правительство запре­щало им не только покупать товары в Торгсине, но даже заходить в его магазины. Директивы Наркомфина грозно напоминали, что при­нимать иностранную валюту от советских граждан в уплату за това­ры категорически воспрещалось. Чтобы не искушать советского по­требителя и не привлекать ротозеев, Торгсину не рекомендовалось прибегать к широкой рекламе и оформлять витрины. Плакаты пре­дупреждали: «Магазин обслуживает только интуристов и транзит­ных пассажиров». Делу недопущения советских граждан в Торгсин

24

помогало и то, что основной ассортимент его магазинов - антиква­риат, ковры, меха - был бессмыслен для большинства населения страны, жившей впроголодь.

Однако среди советских граждан даже в худшие времена в исто­рии страны были и те, кто «при валюте» и с золотишком. Изобрета­тельность людей не знает предела, так что уверенно можно сказать, что в Торгсин, даже в начальный «интуристский» период его сущес­твования, нелегально проникали и советские покупатели. Тем более, что, согласно инструкции, прямой вопрос «Вы - иностранец?» счи­тался в Торгсине нежелательным, а просьба предъявить документы допускалась только в случае полной уверенности, что в магазин про­ник чужой. Да, не простой была жизнь работников Торгсина: по инструкции они должны были не только определить, какой доллар поступил к оплате - легально ввезенный в страну или снятый с воль­ного рынка, какой рубль они держали в руках - простой или валют­ного происхождения, но и по внешним признакам решить, кто перед ними - советский человек или иностранец. В случае обнаружения «чужака» милиция и ОГПУ конфисковывали товар и валюту.

Валюта у советских людей была. Она лежала в кубышках, остав­шись от царского времени, нелегальной торговли времен Граждан­ской войны и валютных операций нэпа. Валюта продолжала посту­пать в СССР из-за границы контрабандой: в соседних с Россией странах Прибалтики и Польше, а также во Франции и в Китае рос­сийские эмигранты открывали «фирмы», которые брались нелегаль­но доставить валюту «по адресу», о чем свидетельствовали объявле­ния в газетах. Валюта приходила советским гражданам от родствен­ников и друзей за границей, вложенная в письма и посылки. «Черный» рынок служил главным механизмом перераспределения и растекания валюты внутри страны.

Едва ли не единственным легальным способом получить валюту для советских людей в начале 1930-х гг. были банковские и почто­вые переводы из-за границы. Но и в этом случае Наркомфин прово­дил, по его собственным словам, политику «жесткого зажима» ва­люты, стараясь оставить как можно больше «эффективной валюты» в кармане государства, а получателям переводов вместо долларов и фунтов всучить рубли по официальному обменному курсу. В соот­ветствии с директивой Наркомфина в начале 1930-х гг. банки имели право выплачивать в валюте по платежным поручениям из-за грани­цы не более четверти переведенной суммы, остальное выдавали в рублях. Но и эту валюту советские люди могли получить только со скандалом, при категорическом требовании и угрозе отсылки пере­вода назад30. Иностранцы в СССР не составляли исключения. При

25

получении денежных переводов из-за границы основная часть суммы выплачивалась им в рублях.

Ситуация начала меняться летом 1931 г. с распространением не­беспочвенных слухов о том, что Торгсин скоро будет обслуживать советского покупателя. В этих условиях люди более решительно стали отказываться от получения рублей по переводам из-за грани­цы, требуя выплат в валюте. Массовые отказы от заграничных пере­водов ставили под угрозу этот источник поступления валюты в СССР и заставили финансовые органы принять меры. Однако и в этом случае Наркомфин пытался решить проблему «безналичным способом», максимально сохранив государственную валютную мо­нополию, - на руки валюту не выдавать, а переводить на счет Торг­сина. К тому же вначале Наркомфин запрещал переводить всю сум­му валютного перевода на Торгсин31. Ленинградская областная контора Госбанка даже пыталась определить «норму перевода валю­ты» на Торгсин. По мнению ее руководителей, 5 долл. в месяц было бы достаточно для покупки необходимых товаров в дополнение к существовавшим в то время пайкам.

Документы свидетельствуют, что давление, шедшее «снизу» от общества, привело к расширению пределов легальных валютных операций в стране. В августе 1931 г. Всеукраинская контора Госбан­ка сообщала в Москву: «В городе (Харьков. - Е. О.) циркулируют слухи, что магазин «Торгсин» будет продавать разные товары за ин­валюту всем без исключения гражданам. В силу этих слухов многие переводополучатели упорно настаивают на выдаче им инвалюты по переводам и воздерживаются от получения (рублей. - Е. О.) по пере­водам. Если до сего времени мы могли убедить нашу клиентуру в том, что ей инвалюта не нужна (подчеркнуто мной. - Е.О.), то с откры­тием магазина «Торгсин» нам это никак не удастся и мы, очевидно, вынуждены будем выплачивать по всем без исключения переводам наличную валюту». Показателен ответ Москвы: если переводополу­чатель угрожает отправить перевод назад, беспрепятственно пере­числяйте деньги на счет Торгсина32. Сообщения, поступавшие из отделений Госбанка в Одессе, Ленинграде, Киеве, Тифлисе и других городов, подтверждали, что требования на «живую» валюту крайне усилились, люди почти поголовно отказывались брать рубли, копи­лись неоплаченные переводы, что приток валюты в кассы Госбанка сократился, а то и вовсе прекратился, и банки, не дожидаясь указа­ний свыше, «явочным порядком» перечисляли валюту по перево­дам, пришедшим из-за границы на счет Торгсина33.

18 сентября 1931 г. Наркомфин принял официальное решение по этому вопросу34. По сути оно узаконило практику, стихийно рас­пространившуюся в регионах летом. Советские люди, при поступле­

26

нии на их имя перевода из-за границы, получили право перечислять всю сумму или ее часть во Внешторгбанк на «особый централизо­ванный счет № 75а», а затем по квитанциям банка покупать товары в Торгсине. Их родственники и друзья за границей могли перевести для них деньги и напрямую на счет Торгсина. Этим же постановле­нием разрешалось переводить деньги с инвалютных счетов совет­ских граждан, работавших за границей, на Торгсин. Остаток суммы, после вычета перечислений на Торгсин, советские граждане получа­ли в рублях. Наркомфин в специальном разъяснении вновь повто­рил, что получать «живую» валюту на руки советские люди могут только при категорическом требовании и не более четверти суммы перевода. Послабление было сделано лишь для иностранцев, кото­рые могли по своему выбору взять или рубли, или валюту по денеж­ному переводу, пришедшему из-за границы35. Этим же постановле­нием Наркомфин разрешил выдавать иностранным туристам сдачу в валюте при оплате за товары в Торгсине наличной иностранной валютой. Ранее кассиры отказывались это делать, выдавая сдачу в рублях.

Анализ начального периода работы Торгсина, проведенный в этой главе, свидетельствует о том, что руководство страны, вопреки соображениям экономической выгоды и целесообразности, тяжело расставалось с государственной валютной монополией. Опасаясь утечки валюты к частнику, который платил больше, Наркомфин угрозами и окриками пытался свести на нет легальные операции с наличной валютой внутри страны. Строгий валютный режим дол­жен был способствовать концентрации валюты в руках государства, но результат получился с точностью наоборот. Запретив легально использовать валюту в стране, руководство страны перекрыло мно­гие источники ее поступления в государственный бюджет. Посколь­ку спрос на валюту и ее предложение в стране существовали, она уходила по нелегальным каналам к частнику. На «черном» рынке валюту можно было выгодно продать за рубли или купить на нее де­фицитные товары. Услугами валютного «черного» рынка пользова­лись не только советские люди, но и иностранцы. Так, скупка руб­лей по выгодному курсу на «черном» рынке была обычной практикой дипломатических миссий в СССР. А что еще им остава­лось делать? - Ведь и дипломаты должны были жить в СССР на рубли. Экстремизм государственной валютной монополии превра­щал значительную часть населения страны в вынужденных валют­ных спекулянтов36.

Между тем молох индустриализации быстро пожирал скудные валютные и золотые резервы СССР. Вопрос, где взять валюту на по­купку оборудования, технологий и сырья для строившихся про­

27

мышленных предприятий, стал к началу 1930-х гг. для руководства страны первостепенным. Основной источник валюты - сельскохо­зяйственный экспорт - не давал должного эффекта. В условиях Ве­ликой депрессии, поразившей Запад, мировые цены на сельскохо­зяйственную продукцию катастрофически упали. СССР пытался компенсировать падение валютных поступлений по экспорту нара­щиванием физических объемов вывоза сельскохозяйственной про­дукции, все более обостряя дефицит продовольствия на внутреннем рынке и обрекая своих людей на голод. «Золотые» комиссии Полит­бюро лихорадочно искали дополнительные валютные источники и при этом не брезговали ничем.

Родившийся Торгсин был одним из многих золотых ручейков, которыми валюта текла в госбюджет. Но доходы Торгсина в «инту­ристский период» его работы, искусственно ограниченные предела­ми легальных валютных операций в стране, были мизерны. Пара­доксально, в конце 1920-х гг. ужесточение валютного режима было сделано в интересах индустриализации, но именно нужды промыш­ленного развития затем заставили руководство страны ослабить ва­лютную монополию. Символично, что два ведомства, финансовое и торговое, выступили выразителями двух боровшихся тенденций. Тогда как Наркомфин пытался сдержать развитие легальных валют­ных операций в стране, Торгсин для усиления притока валюты, от которой зависело выполнение плана его торговли, подталкивал их развитие. В этом же направлении работала и инициатива «снизу» -давление общества, пытавшегося приспособиться к жизни в услови­ях острого товарного и продовольственного кризиса. Находясь в тисках валютного дефицита, руководство страны расширило преде­лы «интуристского» Торгсина, вначале, в декабре 1930 г., разрешив иностранцам, длительно проживавшим в СССР, покупать в его ма­газинах в счет валютной части их зарплаты. В начале осени 1931 г. вышло официальное разрешение перечислять частные валютные пе­реводы из-за границы на счет Торгсина. Наркомфин также смяг­чил свои требования по проверке у иностранцев документов о происхождении валюты.

Эти решения, однако, пока радикально не изменили суть валют­ных отношений в стране. Хотя в январе 1931 г. контора Мосторга «Торгсин» стала именоваться Всесоюзным объединением при Нар-комвнешторге СССР37, это скорее отражало будущие чаяния, чем кардинальное изменение методов решения валютной проблемы. Пределы легальных валютных операций в стране и, следовательно, валютные пределы Торгсина до конца 1931 г. оставались узкими. К тому же, торговая сеть Торгсина охватывала лишь порты да не­сколько наиболее крупных городов. Пока Наркомфин крохоборни­

28

чал, «золотой Клондайк» простирался рядом, и, наконец-то, он был открыт. С появлением официального разрешения принимать от со­ветских людей золото в оплату за его товары Торгсин превратился в один из основных источников финансирования индустриализации в СССР - золотой ручеек стал полноводной рекой. Для этого руко­водству страны пришлось существенно поступиться государствен­ной валютной монополией. Несмотря на очевидную выгоду для го­сударства, идея грандиозной кампании по выкачиванию «золотых» средств у населения родилась совсем не в Политбюро. Она принад­лежала директору одного из московских магазинов.

Золотая идея

Нэп - первое пришествие советского валютного рынка. Золотые россыпи под носом у правительства. «Добро пожаловать, Никанор Иванович! Сдавайте валюту». Золотой поворот в истории Торгсина - Браво, Ефрем Владимирович] «Время — вперед?»: Торгсин как рецидив капитализма. Главный

спекулянт

Государственная монополия на золото была установлена уже в первые месяцы Советской власти. Недра и их богатства были наци­онализированы38. Одновременно началась охота за ценностями граждан39. Как не вспомнить легендарные фильмы советской поры об усталых чекистах в поисках буржуйских тайников и кладов. Цен­ности, находившиеся на счетах и в сейфах банков, имениях, двор­цах, музеях и тайниках, были национализированы. В период «воен­ного коммунизма» в годы Гражданской войны запрещалось хранить, покупать, обменивать и продавать иностранную валюту и золото. Граждане обязаны были безвозмездно сдать ценности государству. Нарушившие запрет, если были бы пойманы с поличным, могли поплатиться головой.

К началу нэпа, в согласии с действовавшим законодательством40, конфискации подлежали, независимо от их количества в частном владении, платиновые, золотые и серебряные монеты, а также золо­то и платина в слитках и сыром виде. Кроме того, граждане обязаны были безвозмездно отдать государству личные и бытовые изделия из драгоценных металлов, если их количество превышало установ­ленные правительством нормы: разрешалось иметь не более 18 зо­лотников (порядка 77 г) золотых и платиновых изделий, не более 3 фунтов (около 1,2 кг) серебряных изделий, не более 3 каратов бриллиантов и других драгоценных камней и не более 5 золотников (около 21 г) жемчуга на одно лицо41. Изъятию также подлежали лю­

29

бые денежные средства, видимо, включая и иностранную валюту42, если их количество превышало более чем в 20 раз минимальную зарплату в данной местности. «Излишние деньги», однако, государ­ство не отбирало, а принудительно вносило на счета владельцев в государственные сберкассы. Первый год нэпа (1921) изменил поло­жение лишь отчасти. По-прежнему сдача ценностей государству оставалась обязательной, но, правда, теперь не безвозмездно, а за де­нежную компенсацию по цене рынка.

Казалось, государство не откажется от жесткой политики на­сильственного изъятия валютных ценностей у граждан, но уже сле­дующий год принес перемены43. Декрет СНК от 4 апреля 1922 г. от­менил обязательную сдачу государству золота в изделиях, слитках и монетах. Вслед за апрельским последовали новые законодательные акты44. В результате в стране сформировался легальный валютный рынок. Разрешалось свободное обращение золота в изделиях и слит­ках внутри страны45. Купля и продажа золотых царских монет и иностранной валюты также разрешались, но регламентировались более жестко, чем операции с золотыми изделиями и слитками. Мо­нопольное право на их куплю и продажу осталось у Госбанка. Эта мера была принята в целях не допустить превращения царских зо­лотых монет и иностранной валюты в законные деньги - альтерна­тиву быстро обесценивавшимся совзнакам46. В этом запрете заклю­чается одно из основных отличий валютного рынка нэпа от операций Торгсина. Открыв Торгсин для советских граждан, прави­тельство фактически разрешило использовать валютные ценности в качестве средства платежа внутри СССР.

Появившийся при нэпе легальный валютный рынок являлся час­тью денежной реформы червонца, проводившейся в борьбе с после­военной разрухой и инфляцией для создания устойчивой денежной системы47. Жизнь легального валютного рынка нэпа была корот­кой - уже к концу 1926 г. он был вновь загнан в подполье, - но бур­ной. Отцом советского легального валютного рынка можно считать одного из авторов денежной реформы Л.Н. Юровского, заместителя, а затем начальника Валютного управления Наркомфина. В период реформы червонца специалисты Валютного управления считали бесполезным запрещать людям иметь золотые монеты, хотя попыт­ки ввести такой запрет в период нэпа были48. Не видели они смыс­ла и в том, чтобы запрещать частные операции по купле и продаже золотого царского чекана и валюты. Все равно эту практику не оста­новишь, только загонишь в подполье, отток же чекана и валюты на «черный» рынок грозил ростом цен на них и на товары на вольном рынке. Лучше уж разрешить валютные сделки, чем потом биться с инфляцией.

30

В годы нэпа советские граждане могли свободно покупать и про­давать валюту и золотые монеты на биржах49, в отделениях Госбан­ка и в магазинах - скупка Наркомфина работала и через торги, а присутствие дефицитных товаров, стимулировало сдатчиков50. В числе других валютных прав гражданам разрешалось по официаль­ному обменному курсу переводить родственникам и друзьям за гра­ницу валюту в сумме до 100 руб. в месяц (на большие суммы требо­валось разрешение), а в случае поездки за границу обменять на валюту до 200 руб.51

Государство активно вмешивалось в работу валютного рынка, ис­пользуя в то время в основном экономические методы его регулиро­вания. Госбанк и Наркомфин проводили «валютные интервенции» для укрепления только что введенного в обращение червонца52. В Наркомфине в августе 1923 г. для этого специально создали Особую часть53. Во главе ее стоял человек Юровского - Л. Л. Волин54. Цель валютных интервенций состояла в том, чтобы, удовлетворяя спрос людей и организаций на золотые монеты и валюту, поддерживать на вольном рынке обменный курс червонца по отношению к доллару на уровне официального обменного курса. Для этого агенты Особой части, среди которых были и профессиональные «валютные спеку­лянты», продавали и покупали на официальных и «черных» биржах, а также «американках» золотые монеты и иностранную валюту по рыночной цене55. Золотые монеты и валюта, которые Госбанк и Наркомфин выбрасывали через своих агентов на внутренний ва­лютный рынок во время интервенций, понижали их рыночную стоимость по отношению к червонцу. Валютные интервенции про­водились организованно и осознанно, но по сути они имитировали стихийные механизмы работы рынка. Политбюро санкционировало валютные интервенции, а Экономическое управление ОГПУ, чьи секретные агенты следили за работой бирж, контролировало их. Агенты Особой части Наркомфина, проводившие валютные интер­венции, были зарегистрированы в ОГПУ, что впоследствии, после изменения валютной политики, стоило многим из них свободы, а некоторым и жизни56.

Валютные интервенции были секретными государственными операциями. Внешне агенты Особой части не отличались от других валютных маклеров. Они получали 0,5-1 % от суммы купленной и проданной валюты, зарабатывая в месяц в среднем около 1000 руб., а в отдельных случаях и тысячи рублей за несколько часов. Для сравнения: партийный максимум зарплаты, которую могли полу­чать в то время коммунисты, составлял 225 руб. в месяц. Государ­ство использовало валютную спекуляцию в интересах укрепления денежной системы, при этом разрешая маклерам наживаться. С на­

31

чалом репрессий против валютного рынка нэпа это будет поставле­но в вину сначала Волину, а потом и Юровскому.

Валютные интервенции важны для истории Торгсина тем, что благодаря им советские граждане существенно пополнили свои зо­лотые и инвалютные сбережения, которые позже снесли в Торгсин. В архивах сохранились данные о золотых операциях Госбанка за пе­риод нэпа (табл. 1). Хотя они представляют только часть валютных сделок 1920-х гг., данные Госбанка позволяют увидеть «порядок цифр» для оценки размаха продаж золота населению незадолго до открытия Торгсина. Кроме того, они важны для сравнения размеров золотоскупочных операций периода нэпа с будущими золотыми оборотами Торгсина. И наконец, эти данные показывают динамику валютных страстей и роль различных видов золота в жизни людей.

Статистика золотоскупки Госбанка (табл. 1) свидетельствует, что операции с бытовым золотом и монетами представляют две раз­ные модели социально-экономического поведения. Продажа быто­вого золота государству - крик отчаяния, показатель кризиса, ведь, как правило, люди продают личные ценные вещи тогда, когда дру­гих средств нет. Так, в тяжелые послевоенные годы разрухи и ин­фляции население продало государству почти 6 т бытового золота (табл.1). Успехи нэпа и нормализация жизни привели к резкому снижению продажи личных золотых вещей. К 1926 г. она упала на­столько сильно, что руководство Госбанка начало говорить о «почти полном истощении накоплений у населения». История Торгсина показала ошибочность этого заключения - просто надобность в продаже личных ценностей отпала: середина 1920-х гг. была одним из наиболее благополучных периодов жизни в Советской России.

По мере падения поступлений бытового золота от населения Госбанк ориентировался на скупку золота в районах приисков (табл. 1). Вначале он выдавал авансы под продукцию, а с 1925/26 г. перешел к кредитованию государственных золотодобывающих предприятий и частников. Эта деятельность, однако, продолжалась недолго. В 1926/27 хозяйственном году скупка золота крупных го­сударственных предприятий (Енисейзолото, Лензолото, Алданзоло-то и др.) перешла в ведение Наркомфина, что объясняет снижение данных в таблице за этот год.

Операции с золотыми монетами в основном представляют пред­принимательскую модель поведения населения. Во время кризисов люди могли продавать государству царский чекан из нужды, но по­купка монет являлась средством вложения капитала. Разница меж­ду суммой монет, проданных населением государству и купленных у него в периоды валютных интервенций, зависела от степени доверия червонцу. В начальный период денежной реформы, 1922-1923 гг.,

32

люди активно скупали золотые монеты, не доверяя обесценивав­шимся совзнакам и новорожденному червонцу (табл. 1). Затем, бла­годаря значительным валютным интервенциям, червонец укрепил­ся, и его обменный курс по отношению к золоту и валюте на вольном рынке стабилизировался. Рост доверия к червонцу привел к сбросу монет населением. В 1924 г. Госбанк купил у населения зо­лотых монет значительно больше того, что продал (табл. 1). Ослаб валютный ажиотаж, установилась атмосфера относительного валют­ного спокойствия. Люди стали охотнее принимать червонцы по ва­лютным переводам из-за границы, не требуя «с пеной у рта» выдать им валюту. Снижение валютных аппетитов населения позволило го­сударству ослабить и валютные ограничения. В сентябре 1924 г. норма перевода валюты за границу была повышена со 100 до 200 зол. руб., а норма обмена валюты на поездку за границу с 200 до 300 руб. Июньским декретом 1925 г. валютный обмен был разрешен вне бирж и кредитных учреждений57.

Положение стало меняться в 1925 г. Началась борьба двух тен­денций. С одной стороны, благодаря валютным интервенциям про­шлых лет и стабильности червонца население продолжало активно продавать государству золотой царский чекан (табл. 1). В то же вре­мя, отреагировав на начавшиеся в 1925 г. инфляционные процессы, связанные с попыткой форсирования промышленного развития, люди начали запасать золотые монеты. В ответ государство ввело валютные ограничения58. Но все-таки в тот год резкого дисбаланса между покупкой и продажей монет населению пока еще не было.

Крах валютных интервенций и вместе с ними легального валют­ного рынка нэпа произошел в 1926 г. Почему и как это случилось? Судьба валютного рынка зависела от выбора путей экономического развития и результатов политической борьбы за власть, которая разворачивалась в руководстве страны. Две концепции проведения индустриализации столкнулись тогда лбами. Одна из них, которую условно можно назвать «жизнь по средствам», выступала за умерен­ные планы промышленного развития, жесткую кредитно-денежную политику, использование экономических методов для поддержания стабильного курса червонца по отношению к золоту и иностранной валюте и для привлечения валютных сбережений населения. Выра­зителем этой политики выступали Госбанк и особенно Наркомфин с его руководителями и специалистами, прежде всего Г. Я. Соколь­никовым и Л. Н. Юровским. Другая концепция, которую метафо­рично можно назвать «жизнь в кредит», призывала форсировать темпы индустриализации, что неминуемо вело к несдержанной кре­дитной политике и денежной эмиссии, а в результате - к инфляции и обострению товарного дефицита. Воинственными сторонниками

33

этого пути развития были ВСНХ и Госплан в лице С.Г. Струми-лина, В.Г. Громана и др.

При выборе сценария «жизнь в кредит» валютные интервенции теряли смысл: попытки поддержать стабильный курс червонца по отношению к доллару и золоту в условиях быстро нараставшей ин­фляции путем выброса на вольный рынок золотых монет и валюты из хранилищ Госбанка и Наркомфина быстро исчерпали бы золото­валютные ресурсы страны. Без валютных же интервенций червонец быстро бы обесценился. Как результат, люди перестали бы прода­вать золото и валюту государству, ценности начали бы уходить на «черный» рынок, где их обменный курс все больше бы отрывался от низкого официального. Не имея возможности получить валютные накопления населения экономическими методами, государство стало бы применять массовые репрессии.

Развитие страны пошло по сценарию «жизнь в кредит». В 1925/26 г. руководство страны в 2,5 раза увеличило капитальные вложения в промышленность. Заработал печатный станок, выбрасы­вая в обращение все новые суммы бумажных денег. Хлебный экс­порт, за счет которого планировали пополнить валютные ресурсы, оплатить импорт и поддержать денежную систему страны, давал сбои: государственные скупочные цены не устраивали крестьян, а промышленных товаров для стимулирования заготовок сельскохо­зяйственной продукции у государства не хватало. Рост бумажных денег в обращении при дефиците товаров привел к тому, что начали быстро расти цены: в тот период времени государство могло контро­лировать только отпускные цены госпредприятий и цены коопера­ции, а розничная торговля находилась в руках частника. Покупа­тельная способность червонца начала падать, а его обменный курс на вольном рынке по отношению к доллару начал расти и отрывать­ся от фиксированного официального.

Для того чтобы поддержать червонец в условиях нараставшей инфляции, государство вначале усилило валютные интервенции. В октябре 1925 г. Госбанк и Наркомфин продали населению золотых монет на сумму 2,1 млн руб., в ноябре - 4,2, в декабре - 7,2, в ян­варе 1926 г. - более 7,6 млн руб. Таким образом, только за четыре месяца валютной интервенции государство выбросило на вольный рынок золотого чекана более чем на 21 млн руб. Купили же мало: в октябре на 283 тыс. руб., а к декабрю сумма скупки снизилась до 190 тыс. руб.59 Для поддержания валютных интервенций в 1925/26 г. Госбанк из своих золотых запасов даже начеканил для продажи на­селению золотых царских монет на сумму 25,1 млн руб.!60 Кроме царского чекана, за тот же период с октября 1925 г. до февраля 1926 г. в рамках валютной интервенции Госбанк и Наркомфин продали на­

34

селению 4,1 млн долл. и почти 500 тыс. ф. ст. В феврале 1926 г. ру­ководство страны пыталось снизить расходы на интервенцию, про­ведя репрессии против незаконных покупок валюты, но, несмотря на это, все равно вынуждено было выбросить на вольный рынок зна­чительную сумму: золотых монет на 6,3 млн руб., а также 812 тыс. долл. и 98 тыс. ф. ст.61 Политика укрепления червонца также требо­вала немалых валютных средств на поддержание его позиций за гра­ницей. Только в июле 1925 г. государство потратило 1,7 млн руб. ва­лютой, чтобы скупить червонцы за рубежом62.

Тощий золотовалютный запас СССР63 не мог выдержать таких трат64. В декабре 1925 г. руководство Госбанка сообщало в Полит­бюро о том, что не имело достаточных средств для оплаты импорта. Политбюро вынуждено было разрешить вывезти за границу золота в декабре 1925 г. на 15 млн руб., а в январе 1926 г. еще на 30 млн руб. Часть этого золота была депонирована в банках за границей, как га­рантия оплаты импорта, часть была продана65. К апрелю 1926 г. по сравнению с 1 октября 1925 г. свободные валютно-металлические резервы Госбанка снизились почти на треть, а общие валютные ре­сурсы страны сократились на 82,5 млн руб., составив всего лишь 221,4 млн руб.66

В период обострения валютного кризиса в конце 1925 - начале 1926 г. руководство страны стало сворачивать легальные валютные операции. Сумму валюты, которую граждане могли перевести за границу, уменьшили вдвое, с 200 до 100 руб. в месяц, причем многие отделения Госбанка перестали вообще принимать такие переводы. Продажа инвалюты через банки была остановлена, за исключением тех случаев, когда люди меняли деньги для поездки за границу. Пра­вительство резко повысило таможенные пошлины на импортируе­мые товары. В результате многие поступившие в то время из-за гра­ницы посылки поехали назад, люди отказались от них. Выросла стоимость заграничных паспортов, что сделало невыгодными рас­пространенные ранее поездки за границу для закупок повседневных товаров. Государство ограничило выезд на лечение и отдых за гра­ницей67.

Пытаясь сократить расходы на валютную интервенцию, Полит­бюро потребовало принять меры против валютной контрабанды и незаконных безлицензионных покупок валюты и золота учреждени­ями, предприятиями и организациями. Сталин был сторонником свертывания валютного рынка. 18 января 1926 г. на заседании ко­миссии Политбюро он высказался за лишение спекулянтов возмож­ности использовать валютную интервенцию в ущерб государству, что означало санкцию на проведение репрессий на валютном рын­ке68. В феврале - апреле 1926 г. с одобрения Политбюро ОГПУ про­

35

вело в крупных городах массовые аресты валютных маклеров0*. Операции против валютных спекулянтов проводились и раньше, в конце 1923 - начале 1924 г., но тогда, в разгар реформы червонца, Политбюро прислушивалось к мнению Наркомфина, одергивая ОГПУ™.

Репрессии начала 1926 г. представляли радикальный поворот в валютной политике. Начавшись, они уже не прекращались, став на годы вперед основным способом выколачивания валютных ценнос­тей у населения. ОГПУ получило больше свободы действий. В мар­те 1926 г. СТО разрешил ОГПУ проводить в пограничных районах обыски, конфискацию валюты и золота, а также аресты лиц, подо­зреваемых в контрабанде. Решать, как далеко простирались пределы пограничного района, должно было само ОГПУ71. Меры вводились как временные, но оказались долгосрочными. В результате экономи­ческих мер и репрессий в начале 1926 г. пределы легального валютного рынка сузились, валютные операции были загнаны в подполье.

Сторонники форсированной индустриализации усилили атаки на политику валютных интервенций и персонально тех людей, кото­рые ее проводили, требуя, чтобы валютные средства, вместо поддер­жания стабильности денежной системы, шли на промышленное раз­витие. Да и сами сторонники валютных интервенций понимали, что условия, обеспечивавшие их эффективность: жесткая кредитная и сдержанная эмиссионная политика, реальность плана, - были подор­ваны, а без них валютные интервенции теряли смысл. В марте 1926 г. валютные интервенции резко сократились, а в апреле практически прекратились72. Тогда же, в апреле, Политбюро приняло решение о прекращении котировок червонца за границей, что означало и за­прет на вывоз червонцев за рубеж73. Так похоронили идею конвер­тируемого золотого червонца.

Экономическое решение остановить валютные интервенции, ко­торое при другом стечении обстоятельств могло бы оказаться лишь временной мерой, было обильно сдобрено политическим соусом и проводилось полицейскими методами. В феврале-марте 1926 г. вместе с репрессиями против валютных маклеров в крупных горо­дах ОГПУ арестовало руководителя Особой части Наркомфина Во­лина, ряд его сотрудников и родственников. Был арестован и на­чальник Московского отделения Особой части А. Чепелевский. Их обвинили в смычке с валютными спекулянтами, пособничестве к обогащению и подрыве государственных валютных запасов. Обви­нители сделали вид, что не знали, что валютные интервенции были не личным делом Волина, а государственной политикой, проводив­шейся с одобрения Политбюро и в контакте с ЭКУ ОГПУ. С санк­

36