ЕЛЕНА ОСОКИНА
ЗОЛОТО
ДЛЯ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ Торгсин
Москва 2009
УДК94(47)(082.1) ББК 63.3(0)61 072
Осокина Е. А.
072 Золото для индустриализации: «ТОРГСИН» / Е. А. Осокина —
М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2009. — 592 с. — (История сталинизма).
ISBN 978-5-8243-1110-5
Елена Осокина. За фасадом сталинского изобилия. Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941., 1999 ISBN 5860041551
http://osokina.blogspot.ru/
Если вы читали роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», то наверно помните зеркальный магазин «Торгсин» на Смоленском рынке в Москве. В обмен на драгоценности и валюту он продавал советским гражданам и иностранцам «розовую лососину», миткали и шифоны, и другие деликатесы и элитные товары ширпотреба. Но знаете ли вы, что в 1931 -1935 гг. по всей стране работали полторы тысячи торгсинов? Золото, серебро, бриллианты, доллары, которые советские люди принесли в Торгсин, спасаясь от голода, позволили руководству страны купить иностранное оборудование для Магнитки, Кузнецка, Уралмаша, Днепростроя и других промышленных гигантов рождавшейся советской индустрии. В интересах индустриализации Торгсин фактически узаконил валютную проституцию, а в погоне за золотом «побил» всемогущие органы госбезопасности. Читатель узнает о том, что стало с золотом Российской империи, кто придумал торгсины, что люди покупали в них и сколько стоил «Форд», о том как золото испанской казны оказалось в хранилищах Госбанка в Москве, каков был собранный Сталиным драгоценный «урожай» и многое, многое другое. Целью автора было рассказать о Торгсине просто и интересно - так, чтобы привлечь всех, кто интересуется историей Отечества.
УДК94(47)(082.1) ББК 63.3(0)61
ISBN 978-5-8243-1110-5
© Осокина Е. А., 2009
© Российская политическая энциклопедия, 2009
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВСТУПЛЕНИЕ Случайная находка 11
ЧАСТЬ 1. СТРАСТИ ПО ТОРГСИНУ 17
Конторка Мосторга
Малопримечательное событие - Торгсин родился. Иностранные моряки и туристы - первые клиенты Торгсина. Магазин на «котиковой улице». Арманд Хаммер и другие любители антиквариата. «Хочешь жить в СССР - имей рубли»: валютный экстремизм Наркомфина. «Вам доллары прислали, но Вы их не получите»: советский потребитель пробивается в Торгсин
19
Золотая идея
Нэп - первое пришествие советского валютного рынка. Золотые россыпи под носом у правительства. «Добро пожаловать, Никанор Иванович! Сдавайте валюту». Золотой поворот в истории Торгсина - Браво, Ефрем Владимирович! «Время -вперед?»: Торгсин как рецидив капитализма. Главный спекулянт
29
«Торгсиния» - торговая страна
Затухающая пятилетка. «От Москвы до самых до окраин»: Печаль победных реляций. Инспектора и информанты. Хождение в народ. «Правда, дело наше совсем не знает»: такая типичная история
49
«Красные директора» Торгсина: «Политкомиссар»
Ученик аптекаря. Профессия - партиец, образование - болыиевистско-политическое. Операция «Кредитбюро». Искушение изобилием. Счастливая отставка
64
Зачем Сталину был нужен Торгсин
Конец золотой казны Российской империи. Архивные тайны статистики советского экспорта. Безумство импорта, или Индустриализация в кредит. Разочарование в Америке. Золото уходит в Рейхсбанк. Догнать Трансвааль! «Валютный цех» на Колыме. Умел ли Сталин считать?
70 Золото
«Товарищ! Береги золотую государственную копейку!» Лом и чекан, или О замещении богатства. Испытание металла. В ожидании «с собачкой». Золотая пыль, вашбанк и клеенчатые нарукавники. Сделка не по совести. Золотая статистика голода. Где «гуляет» царский чекан?
5
83
«Красные директора» Торгсина: «Разведчик»
Есть такая профессия ~ валюту добывать. Безрассудство юности. «Меховая» эмиграция. Он же Верховский, он же... Во благо РККА и рейхсвера. Берлинская резидентура. Разведчики и купцы. Переполох в пушном мире. Звездный час Торгсина. Операция «X». Гибель Артура Сташевского
103 Серебро
Серебро в ожидании скупки: расчет или недальновидность? «Серебряный прорыв»: Власть и общество в противоборстве. Торгсин как «лагерь для перемещенного антиквариата». Припек. Серебряный урожай. Разочарование
118
Бриллианты и платина
Бриллиантовая скупка в элитных городах. Розы, голландки, мелле, меланж и «разложистые». Оценщик за работой. Случай в Ташкенте, или Воры в Гохране.
Провал?
128
«Yours Faithfully Torgsin»
Фабрики - рабочим, землю - крестьянам, антиквариат - буржуям. Арманд Хаммер и другие любители антиквариата. «Кантик огневого золоченья», или Антикварный портрет ушедшей эпохи. Вермеер как средство выживания. Тайники и «неценные ценности»: несостоявшаяся глава
135
«Шлите доллары на Торгсин»
Гениальное решение кризиса валютных переводов. Международная спекуляция и чистка агентурной сети. Астрономия таможенных пошлин. «Сегодня советская селедка - завтра донос в ГПУ»: Идейно-гастрономическая дилемма белого эмигранта. «Общество заказанных продуктов», или Посылки как оружие пролетариата. Мешок муки - лучший подарок к празднику. Еврейская помощь. Деньги пахнут! Сумма, достойная Магнитки
146
Шипчандлеры и портовое хозяйство
«Отречемся от старого мира?» Крепостные клиенты. Советские бордели и пролетарские проститутки. Война миров: Интерклубы против портовых торгсинов. Кошелек или идея? Слуга двух господ. Будни советского шипчандлера. Бар-мышеловка. Советский сервис как оружие массового уничтожения. Безналичная валюта
165
«Красные директора» Торгсина: «Эсер»
Из сибирских купцов. «Сдержанный человек, в котором жил чертик». Политика или медицина? Расстрелъный приговор Колчаку. «Ла Скала» и самовар для министра Муссолини. Председательство на «закате» Торгсина. Казнь. Где же рукопись?
6
182
Хлеб и плимсоли, или О том, что люди покупали в Торгсине
Золото - на Запад, мука - на Восток. Сколько товаров продал Торгсин? Этапы
большого пути: сувенирная лавка -^-мучной лабаз ->валютный универмаг. Метаморфозы покупательского спроса. Все ли деньги Торгсина были потрачены?
187
Цены в Торгсине
Ценообразование под окрики правительства. Дефицитность, сезонность, монопольность. «Прошляпил» ли Торгсин голод? Снижение цен как вредительство. Застой торговли и ажиотаж «под занавес». Был ли Торгсин дорогим магазином?
193
Маслины для голодных
Привилегия импорта. Где купить «Форд»? Безделицы благополучной жизни. «Пир во время чумы». Узаконенное воровство. Последний импорт
203
Торгсин и ОГПУ
Валютное соперничество. «Кто нам мешает, тот нам поможет». «Золотые камеры» и «деньги спасения». Жизнь между молотом и наковальней. Советская повседневность: обыденность приключения, привычность риска
207
Тайны Торгсина
Философский камень. Скрытая конвертация рубля. Обогнав экспорт хлеба и нефти. Парадокс убыточности. Дешевле золота ГУЛАГа
225 «Закат»
Нелюбимое детище, или Почему закрыли Торгсин? Лебединая песня советского валютного рынка. Продажа ненужных людей. Торговый ренессанс. Сколько иностранной валюты «гуляло» на «черном» рынке? «Торгсовлюд»
235
Портрет покупателя в интерьере
За зеркальной дверью Торгсина. Рыба тухнет с головы: номенклатура в борьбе за
Торгсин. Что русскому хорошо, то немцу смерть: дипломаты в Торгсине. Крестьянские универмаги: «Затаились. Ждут муку». Жители страны Лихославля. «Утром купит, а днем опять идет покупать»: спекулянты
249
Продавец всегда прав
О коммунизации, кореннизации и безграмотности. Торгсин крестьянский. Еврейский вопрос. Страсти по «золотому» пайку. «Не можем так работать!» Усушка, утруска, примаз, распыл и впитывание. Сытые и голодные. Зачем на рубашке пришит карман? На пороге большого террора
273
«Красные директора» Торгсина: «ВРИД»
Потомственный рабочий. Снабженец Первой конной. Мечта пожить за границей. Вор. Письмо Сталину. Анатомия экономического преступления
7
294
Вместо заключения: Торгсин - имя нарицательное
Парадокс № 1: Героизм и обывательщина. Парадокс № 2: Социальное равенство как квинтэссенция классового подхода. Парадокс № 3: Социалистическое предприятие капиталистической торговли. Парадокс № 4: Золото - мещанская прихоть и оружие пролетариата. «Потому ты жива»: Парадоксы исторической памяти. «Торгсин» сегодня. «Былое нельзя воротить - и печалиться не о чем»?
301
ЧАСТЬ 2. ЛАБОРАТОРИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ (историография, источники, концепции)
«Да, был какой-то там Торгсин»
Бедность историографии при изобилии источников. Региональные архивы в ожидании исследователей. Какое ведомство не участвовало в работе Торгсина? Шпиономания и источниковедение. Жертвы голодомора свидетельствуют
311
Торгсин как феномен сталинизма
Дебаты о сталинизме. Современность и судьба советского социализма. Обещание изобилия: сталинизм и развитие потребительского общества в СССР
319
ПРИМЕЧАНИЯ 337
Таблицы 523
ПРИЛОЖЕНИЯ 544
Краткая хронология событий 544
Структура Всесоюзного объединения «Торгсин» (1935 г.)
549
Официальные курсы обмена валют в СССР 549
Биографии руководителей Всесоюзного объединения «Торгсин»
551
Биографии руководителей Наркомата внешней торговли СССР
562
Из истории контор Торгсина 567
Библиография 576
Список сокращений 587
МОИМ РОДИТЕЛЯМ И ИХ ПОКОЛЕНИЮ
ПОСВЯЩАЕТСЯ
«Былое нельзя воротить - и печалиться не о чем»'?
Из Булата Окуджавы
ВСТУПЛЕНИЕ Случайная находка
В начале 1990х гг., работая над книгой «За фасадом "сталинского изобилия"»1, я нашла в Российском государственном архиве экономики отчет о работе торговой организации «Торгсин». Отчет утверждал, что в первой половине 1930-х гг. - решающие годы советской индустриализации - Торгсин купил у населения ценностей, достаточных для покрытия пятой части расходов на импорт промышленного оборудования, технологий и сырья. В отдельные годы вклад Торгсина был и того выше: в 1933 г. ценностей, собранных через Торгсин, хватило, чтобы оплатить треть расходов СССР на промышленный импорт. В тот год по объемам валютной выручки Торгсин перегнал главных добытчиков валюты для страны - экспорт хлеба, леса и нефти.
Это открытие потрясло меня. Благодаря роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» и мимолетным упоминаниям в научной литературе я знала, что такое Торгсин, но не предполагала, что вклад этой торговой организации в финансирование промышленного рывка был столь значительным. Исследователи советской индустриализации традиционно изучали один и, как многие считают, главный источник ее финансирования - коллективизацию2, которая в начале 1930-х гг. за счет обирания крестьян позволила увеличить экспорт сельскохозяйственной продукции3. Найденный в архиве документ свидетельствовал, что Торгсин остался неоцененным. В книге «За фасадом "сталинского изобилия"» я посвятила Торгсину специальную главу, но сюжет заслуживал большего.
«Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами на территории СССР», сокращенно «Торгсин» (18 июля 1930 г. - 1 февраля 1936 г.), родился в годы острого валютного кризиса в период советской индустриализации. В начале - малозначительная конторка Мосторга, Торгсин продавал за валюту антиквариат иностранным туристам в Москве и Ленинграде и снабжал иностранных моряков в советских портах. В декабре 1930 г. список клиентов Торгсина расширился за счет иностранцев, работавших в СССР. 4 января 1931 г. Торгсин получил всесоюзный статус4, а в июне открыл двери советским гражданам, которые вначале могли покупать товары в Торгсине только за царский золотой чекан и в счет переводов валюты из-за границы. Поистине революционный поворот в его истории произошел в самом конце 1931 г., когда руководство страны разрешило советским людям покупать товары в Торгсине в обмен на бытовое зо
11
лото (украшения, предметы утвари и быта). Со временем Торгсин стал принимать от населения серебро, платину, бриллианты и другие драгоценные камни, а также произведения художественного искусства.
В 1932-1935 гг. советские люди снесли в Торгсин почти 100 т чистого золота! Это эквивалент порядка 40% «гражданской»5 промышленной золотодобычи в СССР за тот же период времени. В те же годы золотой вклад гулаговского «Дальстроя» составил всего лишь немногим более 20 т. Но значение Торгсина для страны и истории не исчерпывалось экономическими показателями его деятельности. Торгсин выполнил огромную социальную миссию, дав миллионам людей возможность выжить в голодные годы первых пятилеток.
Чем больше я работала над Торгсином, тем сильнее становилось мое убеждение, что случайная архивная находка открыла для меня «исследовательский Клондайк». Торгсин представлял захватывающую историю изобретательности и изворотливости советского руководства, а также уникальный случай крупномасштабного валютного предпринимательства пролетарского государства в борьбе за выживание. Впервые и единственный раз в советской истории руководство страны разрешило своим гражданам платить в советских магазинах (торгсинах) иностранной валютой, золотым царским чеканом и другими ценностями6. В интересах индустриализации Торгсин фактически легализовал валютную проституцию, а в погоне за золотом «побил» всемогущие органы госбезопасности. Но Торгсин был детищем не только сталинского руководства, его «сделали» люди: во многом благодаря их инициативе операции Торгсина вышли за пределы золотовалютных и стали включать многие другие виды ценностей. Миллионы советских покупателей определили социально-культурный облик Торгсина - в преобладающе крестьянской голодной стране зеркальные торгсины деликатесов потерялись среди мешков ржаной муки валютных лабазов.
Десятилетия Торгсин хранил свои тайны. Его главными покупателями оказались вовсе не иностранцы, как утверждала вывеска «Торгсин», а советские граждане, которые добровольно-принудительно отдали свои сбережения на промышленное развитие страны. В числе тайн Торгсина было и то, что, скупая ценности у населения дешевле их мировой цены, пролетарское государство продавало продукты и товары своим соотечественникам в несколько раз дороже того, что брало с иностранцев за границей. Торгсин был полон парадоксов: в нем «капиталистические» (рыночные) методы служили делу построения социализма. Несмотря на свои заслуги перед страной, Торгсин так и не заслужил признания сталинского руководства, оставшись в политическом языке эпохи символом мещанства и обывательщины. Но не будем забегать вперед - это лишь немногие из открытий, о которых расскажет эта книга.
12
Торгсин не только открывает неизвестную захватывающую страницу истории отечества, анализ его деятельности позволяет сделать концептуальные выводы о принципах функционирования советской экономики, особенностях повседневной жизни в СССР и путях развития советской потребительской культуры, а в конечном итоге увидеть новое в феномене сталинизма. Дебатам историков о сталинизме и роли Торгсина в понимании этого феномена ушедшего столетия посвящена заключительная глава книги «Торгсин как феномен сталинизма».
Эта книга - результат огромной архивной работы и научного анализа сотен документов, но написана она популярно. Моей целью было рассказать о сложных проблемах просто и интересно - так, чтобы привлечь людей, интересующихся историей отечества, но не имеющих профессиональной исторической подготовки. Книга состоит из очерков, связанных общей темой, - историей Торгсина. Рассказ следует хронологии событий - от рождения к взлету, а затем закату деятельности этой торговой организации, но вместе с тем он обрастает тематическими и проблемными сюжетами, среди которых - захватывающие истории жизни председателей Торгсина, валютная проституция портовых торгсинов на службе у индустриализации, дилемма белого эмигранта, который, помогая родственникам и друзьям, оставшимся в СССР, укреплял ненавистный ему советский строй, а также истории золота, серебра, бриллиантов, социально-исторические портреты покупателей и продавцов, рассказы о том, что люди покупали в Торгсине и сколько стоил «Форд», перипетии сотрудничества и соперничества Торгсина и ОГПУ и, наконец, открытие тайн и осмысление парадоксов Торгсина. Жанр, в котором написана книга, можно назвать исторической мозаикой: каждый очерк является самостоятельным рассказом и интересен сам по себе, но только собранные вместе эти истории представляют историческое время Торгсина в богатстве деталей и красок. Такая форма изложения позволяет читать очерки в любой последовательности, но неизбежно связана с «пересечением» в них информации: повторениями и забеганиями вперед.
Эта книга вводит в научный оборот большой массив статистики 1930-х гг. - данные советского экспорта, золотоскупки и золотодобычи, показатели работы Торгсина и некоторых особо важных экспортных объединений страны и др. В этом качестве книга послужит источником первичной информации для историков и экономистов. Книга также предлагает собственные расчеты автора экономических показателей, как то: золотодобыча СССР, рентабельность Торгсина, себестоимость добытого им золота и золота ГУЛАГа и др. Я считала долгом исследователя представить не только итоги, но и свою «лабораторию» — сделать статистику, использованную в этой книге, доступной, так, чтобы при желании можно было не только проверить мои расчеты, но и сделать свои собственные расчетные комбинации.
13
Читатель наверняка уже заметил разное написание слова «торгсин»: где-то оно появляется в кавычках, где-то без них, а то и вовсе во множественном числе с маленькой буквы. Эти различия в написании имеют смысловое значение. При полном и официальном упоминании «Всесоюзного объединения по торговле с иностранцами на территории СССР "Торгсин"» слово пишется с большой буквы и в кавычках. Однако эта книга исследует не столько работу организации «Торгсин», сколько Торгсин как социально-экономический и культурный феномен сталинизма, поэтому в подавляющем большинстве случаев слово «торгсин» пишется с большой буквы и без кавычек. Словосочетание типа «Ленинградский Торгсин» означает «Ленинградская контора Торгсина», поэтому пишется с большой буквы. С маленькой буквы и во множественном числе слово «торгсин» употребляется как синоним слова магазин(ы) Торгсина. Словосочетание «Правление Торгсина» в этой книге везде написано с большой буквы, чтобы передать ощущение, что речь идет не просто о подразделении в структуре торговой организации «Торгсин», а об одном из главных персонажей этой истории.
Я влюбилась в тему Торгсина и могла бы написать эту книгу быстро, но жизнь рапорядилась иначе. Много грустных и счастливых событий произошло с середины 1990-х гг. - времени начала работы над этой темой: смерть моего первого мужа, неожиданная и такая преждевременная смерть мамы, затем новое замужество и связанный с ним переезд в США, рождение второй дочери, смена американских университетов в поисках достойного места работы и борьба за профессиональное выживание на Западе. После многолетней работы в Институте отечественной истории РАН, которая позволяла уделять все время исследовательской работе, профессиональная жизнь в США требовала научиться совмещать исследовательскую деятельность с преподаванием. Образование, полученное на Историческом факультете МГУ, а также настойчивость и упорный труд в итоге принесли хорошие результаты, но времени на решение профессиональных проблем ушло немало. Работа над книгой двигалась мучительно медленно. К тому же, мой первоначальный план - написать книгу коротко — провалился: тема обрастала все новыми сюжетами. Однако затянувшаяся работа над книгой позволила мне осмыслить Торгсин.
В работе над Торгсином был момент, когда значительная часть исследования могла быть потеряна. При переезде из Миссури в Южную Каролину, на новое место жизни и работы, грузовик, который перевозил наше имущество, попал в аварию в штате Алабама. Серьезно пострадало трое людей - шоферы столкнувшихся машин. По сравнению с пострадавшими людьми мы отделались легко -лишь потеряли имущество. Самой тяжелой утратой была потеря семейных фотографий, коллекций, книг и исследовательских материалов. Мои бумаги летали над местом аварии, многое так и осталось
14
погребенным там. По этому поводу мой муж даже стал шутить, что «Лена пишет книгу, для которой материалы находятся в Алабаме». К счастью для меня и этого исследования компьютер и несколько коробок ксерокопий наиболее ценных документов - результат многих лет работы в архивах - я не доверила никому и везла с собой в легковой машине, в которой переезжала моя семья.
Эта книга состоялась благодаря помощи многих людей - моей семьи и друзей, коллег, случайных знакомых и даже незнакомцев. Я в неоплатном долгу перед Сергеем Журавлевым и Татьяной Смирновой, Евгением Кодиным и Демьяном Валуевым, Дагласом Нор-тропом и Хуршидой Абдурасуловой, Андреем Сазановым, Криспи-ном Бруксом и Терри Мартином, которые, каждый по-своему, помогли мне в сборе материалов для этой книги. В этой связи знаменательны несколько историй.
В конце 1990-х гг., находясь в Смоленске на конференции, я сделала запрос о возможности поработать в местном архиве в фонде Торгсина. В ответ я узнала, что архивное хранилище находится в аварийном здании и доступа туда нет. Ничего не изменилось и через несколько лет, когда в начале нового тысячелетия я поинтересовалась о положении дел в ГАСО. Но, как гласит народная мудрость, не имей сто рублей, а имей сто друзей. Евгений Кодин, историк сталинизма, профессор Смоленского педагогического института, договорился с администрацией архива, послал машину и перевез фонд Торгсина в безопасное место, в читальный зал ГАСО. Если бы не он, то архив Смоленского Торгсина все еще бесполезно пылился бы в полуразрушенном хранилище, а из этой книги исчезли бы многие важные страницы.
Я работала над книгой так долго, что, казалось, уже не только семья и друзья, но и коллеги-историки знали, что я пишу о Торгси-не. Профессор Гарварда Терри Мартин, работая над своими сюжетами, наткнулся в архиве на материалы расследования личного дела заместителя председателя Торгсина Муста и вспомнил обо мне. Мой однокурсник историк и археолог Андрей Сазанов нашел для меня в Российской государственной библиотеке, которую мы по старой привычке все еще называем Ленинкой, любопытную брошюру - инструкцию по приемке и оценке драгоценных металлов в Торгсине 1933 г. издания. Куратор архива видеозаписей Института Фонда Шоа Криспин Брукс рассказал мне о существовании огромного массива интервью с очевидцами и жертвами украинского голода. Криспин Брукс, который сам занимается историческими исследованиями на материалах этого архива, передал в мое пользование выдержки из показаний людей, в которых упоминается Торгсин7.
Работа над Торгсином познакомила меня с новыми людьми, со многими из которых я еще не встретилась лично, а возможно, никогда и не встречусь, но моя благодарность им огромна. Без их помощи книга лишилась бы уникальных материалов. Замечательный советский фотограф и коллекционер Лев Бородулин, которого я
15
разыскала через Интернет, разрешил мне использовать из его коллекции уникальную фотографию Торгсина, сделанную И. Шагиным в 1930 г. По информации, размещенной в англоязычной «Википе-дии», меня нашел украинский эмигрант в США, чья семья пострадала от сталинских репрессий, доктор химических наук и бонист Лев Григорчук (Lew Hryhorczuk). Он предоставил в мое распоряжение из своей коллекции боны Торгсина и оказал большую помощь в поиске материалов, опубликованных в Украине. В ответ на мою просьбу помочь с иллюстрациями для книги он связался с коллегами и один из них, Михайло Харитонов, щедро поделился со мной торгси-новскими материалами. Изумительная брошюра-проспект Торгсина 1935 г., которая представлена в этой книге, нашла меня благодаря незнакомой женщине. Узнав через Интернет, что я пишу о Торгсине, она информировала меня о том, что брошюра выставлена на продажу на электронном аукционе «еВау», где я ее и купила.
Спасибо тем, кто стоял у истоков этого исследования: Юрию Павловичу Бокареву, который в конце 1980-х гг. посоветовал мне заняться историей советской торговли и потребления; Николаю Кременцову, с которым в 1994 г., будучи стажерами Института Кен-нана в Вашингтоне, мы обсуждали мою самую первую статью о Торгсине. Огромное спасибо и всем тем, кто помогал мне на заключительном этапе работы над книгой - прочитал рукопись и высказал замечания, а также в беседах или переписке со мной обсуждал Торгсин: Юрию Павловичу Бокареву, Тамаре Вепрецкой (Мишуко-вой), Линн Виоле, Юрию Марковичу Голанду, Юкке Гронову, Сергею Журавлеву, Матвею Лапину и Юрию Слезкину.
Российский государственный архив экономики всегда был главным архивом для моих исследований. Хочу сердечно поблагодарить директора РГАЭ Елену Александровну Тюрину и работников читального зала в хранилище за помощь в работе и неизменное дружеское отношение ко мне. Прошло уже много лет, но я вспоминаю время, проведенное в этом архиве с теплыми чувствами и признательностью к этим людям.
Моя особая благодарность принадлежит коллективу издательства РОССПЭН и его директору Андрею Константиновичу Сорокину за неизменный интерес к моим работам.
Книга написана при финансовой поддержке Национального Фонда Гуманитарных Исследований (National Endowment for the Humanities), США. Грант этого фонда освободил меня на год от преподавания и позволил закончить рукопись.
Эту книгу я посвящаю моим родителям, Анне Петровне и Александру Андреевичу Осокинъш, а вместе с ними - всему поколению рожденных в сталинские 1930-е.
Надеюсь, что открытия этой книги увлекут читателя, как они увлекли меня.
16
ЧАСТЬ 1. СТРАСТИ ПО ТОРГСИНУ
Конторка Мосторга
Малопримечательное событие - Торгсин родился. Иностранные моряки и туристы - первые клиенты Торгсина. Магазин на «котиковой улице». Арманд Хаммер и другие любители антиквариата. «Хочешь жить в СССР - имей рубли»: валютный экстремизм Наркомфина. «Вам доллары прислали, но Вы их не получите»: советский потребитель пробивается в Торгсин
«Специальная контора по торговле с иностранцами на территории СССР», сокращенно «Торгсин», была создана 18 июля 1930 г. постановлением Наркомата торговли СССР1. Имя было явно больше самого явления. В момент создания Торгсин представлял всего лишь небольшой отдел в системе столичной торговли, которой заведовал Мосгорторг2. К концу 1930 г. Торгсин вышел за пределы столицы и стал превращаться во всесоюзную организацию. Его представительства и конторы появились в некоторых республиках, краях и областях, но пока они были еще настолько слабы, что самостоятельного статуса не имели, теряясь среди других отделов местных торгов3. 4 января 1931 г. Торгсин получил статус Всесоюзного объединения Наркомата внешней торговли, однако до его действительно общенационального «взлета» оставался еще целый год.
До Торгсина торговое обслуживание иностранцев было распылено между многими организациями. Появление Торгсина стало частью общего процесса государственной централизации и монополизации на рубеже 1920-1930-х гг. Создавая Торгсин, правительство стремилось сконцентрировать валютные торговые операции с иностранцами на территории СССР в одном ведомстве4. Задача, поставленная перед Торгсином, была ясна - не допустить, чтобы иностранцы, приезжавшие в СССР, увозили назад валюту.
Начинал Торгсин с портовой торговли. До ноября 1930 г. он, главным образом, занимался снабжением иностранных судов и советских кораблей заграничного плавания. Список первых торгси-новских контор повторял географию морских портов СССР: Евпаторийская, Архангельская, Новороссийская, Владивостокская, Таганрогская, Батумская...5 Работа предстояла большая. До появления Торгсина портовая торговля была обязанностью Совторгфло-та6, однако, тот выполнял ее хаотично, без должного валютного эф
19
фекта. Как сетовало руководство Торгсина, принимая дела от Совторгфлота, «опыта концентрированного обслуживания иностранцев и снабжения иносудов» ни у кого не было7. Иностранные капитаны, зная это, затоваривались продовольствием, предметами первой необходимости и строительно-ремонтными материалами заранее, до захода в советские порты.
Среди первых клиентов Торгсина были также иностранные туристы и транзитные пассажиры-иностранцы. Торговля Торгсина шла в киосках гостиниц «Интуриста» в Москве и Ленинграде, а также в павильонах на пограничных пунктах - последний шанс заполучить валюту покидавших пределы СССР иностранных граждан. Затем Торгсин открыл свой первый универсальный магазин. В ноябре 1930 г. Комиссия по разгрузке Москвы передала Торгсину бывший Михайловский дом на углу Петровки и Кузнецкого моста для организации универмага «закрытого типа». Выбор места был удачный и вряд ли случайный. До революции и в годы нэпа Петровка была сосредоточием модных магазинов. В народе ее называли «котиковой» улицей: в лучшие времена там гуляли дамы, одетые дорого и по последнему крику моды8. В начале 1930-х улица выглядела не столь блистательно, но былая слава жила.
В ассортименте первого универмага Торгсина были филателия, ковры, меха, антиквариат, а также винно-водочные изделия и некоторые продовольственные товары экспортного качества. Желанный и дефицитный для советского покупателя ширпотреб - ткани, одежда, обувь - был исключен из ассортимента продажи. Он не представлял интереса для иностранцев и только привлекал ротозеев9. Товары поступали от Мосторга, и цены на них были от 10 до 50% выше советских экспортных цен на аналогичные товары10. Политика советского правительства - продавать внутри СССР дороже, чем за границей, продолжалась и после того, как Торгсин открыл двери советским покупателям. Она расцвела в период массового голода -время печального триумфа Торгсина.
В начале 1931 г., вслед за Москвой, у Торгсина появились и свои магазины в Ленинграде: небольшой универмаг в гостинице «Октябрьская» и несколько киосков, табачный, кустарно-экспортный и продуктовый, в «Европейской»11. Антикварный магазин Торгсина, который вначале был частью универмага, в октябре 1931 г. стал работать самостоятельно, напрямую подчиняясь Ленинградской конторе Торгсина. По путевке райкома партии туда пришел новый директор. Как и многие другие чиновники, занятые продажей художественных ценностей иностранцам, он мало смыслил в антиквариате, но был предан партии12.
20
Не удивительно, что деятельность Торгсина в Ленинграде в «интуристский период» его существования имела ярко выраженную антикварную специфику. Город был «набит» художественными ценностями. Многое было накоплено за двухсотлетнюю историю Санкт-Петербурга - новой столицы Российской империи. Да и революция сделала город своеобразным российским депозитарием ценностей -частные лица с началом «революционной смуты» передали свои ценности на хранение в Эрмитаж, как оказалось, безвозвратно. Кроме того, с приходом к власти большевиков в хранилища Эрмитажа свозили конфискованные художественные коллекции со всей страны.
Вначале только иностранцы, кратковременно пребывавшие в СССР, могли покупать в Торгсине13. Инструкции правительства запрещали продажу товаров иностранным гражданам, если те постоянно или долговременно находились в СССР. В их число попали сотрудники иностранных посольств и миссий, концессионеры, служащие иностранных фирм, тысячи специалистов и рабочих, приехавших в СССР на стройки социализма по идеологическим соображениям или спасаясь от депрессии на Западе. Этих иностранцев должен был обслуживать «Инснаб» - государственное торговое предприятие, которое имело сеть своих закрытых распределителей14. В годы карточной системы первой половины 1930-х гг. продажа в них была нормирована и шла исключительно на советские деньги.
Изначальный запрет иностранцам, длительно проживавшим в СССР, покупать товары на валюту в Торгсине противоречил экономической целесообразности. Запрет был одним из проявлений экстремизма государственной валютной монополии в СССР на рубеже 1920 - 1930-х гг., страстным поборником которой в тот период времени выступал Наркомат финансов15. Хотя иностранцам разрешалось иметь при себе наличную валюту, Наркомфин пытался до минимума ограничить сферу ее использования в качестве средства платежа внутри СССР. Так, при торговом обслуживании иностранных судов валютные операции были ограничены расчетами с капитаном16. Чаще всего наличной валюты у иностранных матросов не было. Их покупки записывались на счет парохода. Зафрахтовавшая судно компания затем оплачивала счета Торгсина. Немногочисленные иностранные туристы17, приезжавшие посмотреть первое коммунистическое государство, если следовать букве постановлений Наркомфина, не имели права платить иностранной валютой внутри СССР. Наркомфин требовал, чтобы туристы платили за услуги и товары, в том числе и в Торгсине, не «эффективной валютой» -иностранными деньгами18, а «советскими рублями валютного происхождения ».
21
По внешнему виду отличить простой рубль от рубля валютного происхождения было невозможно, но разница между ними была существенная. Валютными считались те рубли, которые иностранец получил в результате легального обмена ввезенной в СССР валюты. Всякий раз, когда иностранный турист в СССР платил рублями за товары экспортного качества, он должен был предъявлять квитанции Госбанка СССР об обмене валюты. Другим легальным средством платежа были валютные чеки19. Финансовые органы, таким образом, хотели быть уверены в том, что валюта из бумажников иностранных туристов попала советскому государству, а не ушла на «черный» рынок, где обменный курс был более соблазнительным, чем официальный. Более того, иностранные туристы обменивали валюту на рубли в Госбанке «без права обратного обмена». Неконвертируемость советской «валюты» заставляла иностранных туристов тратить все рубли валютного происхождения, находясь в СССР. Ввезенная в СССР валюта могла потерять свой легальный статус, если по истечении трех месяцев после въезда в страну ее владелец не положил ее на специальный текущий счет в банке20.
Советское государство стремилось держать под контролем валютные средства и тех иностранцев, которые приезжали работать в СССР по контракту. Контракт оговаривал, какая часть зарплаты будет выплачена в валюте, а какая в рублях. Валютная часть зарплаты не выдавалась на руки иностранцу, а переводилась на его банковский счет за границей. Жить же в СССР он должен был на рублевую часть своей зарплаты. Вначале, в 1930-1931 гг., валютные выплаты, как и сама зарплата иностранных специалистов, были щедрыми - советское правительство ожидало, что «преимущества планового хозяйства», соединенные с профессиональным опытом и технологиями Запада, совершат чудо, но, увы, этого не случилось. Разочарование и крайняя нужда в валютных средствах привели к тому, что правительство при заключении договоров с иностранными специалистами и рабочими стало урезать как саму зарплату, так и ее валютную часть.
В самом конце 1930 г. Наркомфин, наконец-то, отменил искусственное ограничение, которое повсеместно нарушалось, и официально разрешил иностранцам, длительно проживавшим в СССР, покупать в Торгсине, но только на советские рубли «валютного происхождения», то есть за счет уменьшения валютной части зарплаты, уходившей за границу21. Продажа изделий из драгоценных металлов и камней допускалась только с разрешения Наркомфина. Наркомфин вновь повторил, что прием иностранной валюты, наличной или в чеках, в оплату товаров на внутреннем рынке от
22
иностранцев, длительно проживавших в СССР, категорически запрещается.
Экстремизм государственной валютной монополии мешал выполнению валютного плана Торгсина, поэтому, несмотря на протесты Наркомфина, Торгсин продавал товары иностранным туристам и иностранцам, длительно проживавшим в СССР, на «живую» валюту и «забывал» проверять справки о происхождении советских рублей22. По мере обострения государственной нужды в валюте Наркомфин вынужден был ослабить валютный «зажим». Не имея возможности остановить практику продаж иностранцам за валюту, Наркомфин стал требовать, чтобы Торгсин хотя бы принимал только ту валюту, которую иностранец имел право вывезти из СССР23. Иными словами, Торгсин не мог просто получать в оплату за товары доллары или фунты стерлингов, он должен был убедиться, что эта валюта «не снята с вольного рынка», а была легально ввезена в СССР. В мае 1931 г. в связи с развитием деятельности Торгсина, Наркомфин «для упрощения техники торговли» отменил и это правило, разрешив Торгсину не требовать у покупателей-иностранцев документов о происхождении валюты.
Советская пограничная таможня следила за тем, сколько валюты иностранец ввозил и вывозил из СССР. Иностранный турист не мог вывезти валюты больше, чем он ввез, или даже столько же, сколько ввез. Вычету подлежал прожиточный минимум. В июне 1931 г. прожиточный минимум для иностранцев был установлен в размере 10 руб. в сутки24. Кроме того, согласно Инструкции Наркомата торговли и Наркомата финансов от 8 июля 1930 г., купленные иностранными туристами товары, и особенно изделия из драгоценных металлов и камней, могли быть вывезены только в счет ввезенной валюты. Продавцы в Торгсине должны были предупреждать покупателей об этом и ставить на расчетные квитанции магазина «погасительный штамп» - «В счет обратного вывоза валютных ценностей»25. Таможенники при выезде иностранцев из СССР производили сложные расчеты, решая, сколько валюты разрешить к вывозу. Они сверяли данные о ввозе и обмене валюты, счета на покупки товаров с «погасительными штампами» и высчитывали прожиточный минимум на период пребывания в СССР. По настоянию Наркомфина Торгсин при отпуске товаров обязан был учитывать прожиточный минимум иностранца, то есть смотреть, чтобы иностранец не тратил больше той суммы, которая была указана в разменной квитанции Госбанка - документе об официальном обмене валюты26. Только в мае 1933 г. Наркомфин, принимая во внимание выгодность торгсиновской торговли, согласился пересмотреть правило о вывозе драгоценностей в счет «валютной нормы» иност
23
ранцев и разрешить им беспрепятственный вывоз купленных в Торг-сине ценностей27.
Появление Торгсина вело к расширению сферы легальных валютных операций в СССР, поэтому в обсуждении вопроса о целесообразности и пределах деятельности Торгсина участвовали все валютные ведомства, в первую очередь Политбюро и его «золотые» комиссии, а также Наркомфин, Госбанк, Наркомвнешторг и, разумеется, ОГПУ. Наркомфин был не единственным ведомством, кто противился расширению легальных валютных операций в стране. Против Торгсина как «ненужной инстанции» выступили в регионах и некоторые полномочные представительства ОГПУ28. Формальным поводом к тому была «политическая нецелесообразность» -недовольство, которое могли вызвать у рабочих элитные магазины для иностранцев.
В документах нет других объяснений неприязненного отношения ОГПУ к Торгсину, но представляется, что здесь сыграл роль конфликт ведомственных интересов. С появлением Торгсина, вокруг которого роились валютные спекулянты, у ОГПУ, призванного бороться с «черным» рынком, прибавилось много работы. В последующие годы взаимоотношения Торгсина и ОГПУ/НКВД были противоречивы. Органы государственной безопасности видели в Торгсине удачливого соперника в деле добывания золота и валюты, но в то же время и невольного помощника: Торгсин непреднамеренно выявлял «держателей ценностей», а ОГПУ/НКВД для выполнения собственного валютного плана оставалось лишь провести аресты и конфискации среди торгсиновских клиентов.
Наркомат иностранных дел СССР вначале также высказал возражения против открытия магазинов Торгсина на центральных улицах, а также против его широкой рекламы29. Протесты НКИД объяснялись боязнью недовольства иностранцев, длительно проживавших в СССР, в числе которых был и дипломатический корпус. Изначальный запрет покупать товары в Торгсине являлся ущемлением их прав. После того как дипломатов допустили в Торгсин, возражение НКИД отпало.
Ну, а что же советские граждане? Вначале правительство запрещало им не только покупать товары в Торгсине, но даже заходить в его магазины. Директивы Наркомфина грозно напоминали, что принимать иностранную валюту от советских граждан в уплату за товары категорически воспрещалось. Чтобы не искушать советского потребителя и не привлекать ротозеев, Торгсину не рекомендовалось прибегать к широкой рекламе и оформлять витрины. Плакаты предупреждали: «Магазин обслуживает только интуристов и транзитных пассажиров». Делу недопущения советских граждан в Торгсин
24
помогало и то, что основной ассортимент его магазинов - антиквариат, ковры, меха - был бессмыслен для большинства населения страны, жившей впроголодь.
Однако среди советских граждан даже в худшие времена в истории страны были и те, кто «при валюте» и с золотишком. Изобретательность людей не знает предела, так что уверенно можно сказать, что в Торгсин, даже в начальный «интуристский» период его существования, нелегально проникали и советские покупатели. Тем более, что, согласно инструкции, прямой вопрос «Вы - иностранец?» считался в Торгсине нежелательным, а просьба предъявить документы допускалась только в случае полной уверенности, что в магазин проник чужой. Да, не простой была жизнь работников Торгсина: по инструкции они должны были не только определить, какой доллар поступил к оплате - легально ввезенный в страну или снятый с вольного рынка, какой рубль они держали в руках - простой или валютного происхождения, но и по внешним признакам решить, кто перед ними - советский человек или иностранец. В случае обнаружения «чужака» милиция и ОГПУ конфисковывали товар и валюту.
Валюта у советских людей была. Она лежала в кубышках, оставшись от царского времени, нелегальной торговли времен Гражданской войны и валютных операций нэпа. Валюта продолжала поступать в СССР из-за границы контрабандой: в соседних с Россией странах Прибалтики и Польше, а также во Франции и в Китае российские эмигранты открывали «фирмы», которые брались нелегально доставить валюту «по адресу», о чем свидетельствовали объявления в газетах. Валюта приходила советским гражданам от родственников и друзей за границей, вложенная в письма и посылки. «Черный» рынок служил главным механизмом перераспределения и растекания валюты внутри страны.
Едва ли не единственным легальным способом получить валюту для советских людей в начале 1930-х гг. были банковские и почтовые переводы из-за границы. Но и в этом случае Наркомфин проводил, по его собственным словам, политику «жесткого зажима» валюты, стараясь оставить как можно больше «эффективной валюты» в кармане государства, а получателям переводов вместо долларов и фунтов всучить рубли по официальному обменному курсу. В соответствии с директивой Наркомфина в начале 1930-х гг. банки имели право выплачивать в валюте по платежным поручениям из-за границы не более четверти переведенной суммы, остальное выдавали в рублях. Но и эту валюту советские люди могли получить только со скандалом, при категорическом требовании и угрозе отсылки перевода назад30. Иностранцы в СССР не составляли исключения. При
25
получении денежных переводов из-за границы основная часть суммы выплачивалась им в рублях.
Ситуация начала меняться летом 1931 г. с распространением небеспочвенных слухов о том, что Торгсин скоро будет обслуживать советского покупателя. В этих условиях люди более решительно стали отказываться от получения рублей по переводам из-за границы, требуя выплат в валюте. Массовые отказы от заграничных переводов ставили под угрозу этот источник поступления валюты в СССР и заставили финансовые органы принять меры. Однако и в этом случае Наркомфин пытался решить проблему «безналичным способом», максимально сохранив государственную валютную монополию, - на руки валюту не выдавать, а переводить на счет Торгсина. К тому же вначале Наркомфин запрещал переводить всю сумму валютного перевода на Торгсин31. Ленинградская областная контора Госбанка даже пыталась определить «норму перевода валюты» на Торгсин. По мнению ее руководителей, 5 долл. в месяц было бы достаточно для покупки необходимых товаров в дополнение к существовавшим в то время пайкам.
Документы свидетельствуют, что давление, шедшее «снизу» от общества, привело к расширению пределов легальных валютных операций в стране. В августе 1931 г. Всеукраинская контора Госбанка сообщала в Москву: «В городе (Харьков. - Е. О.) циркулируют слухи, что магазин «Торгсин» будет продавать разные товары за инвалюту всем без исключения гражданам. В силу этих слухов многие переводополучатели упорно настаивают на выдаче им инвалюты по переводам и воздерживаются от получения (рублей. - Е. О.) по переводам. Если до сего времени мы могли убедить нашу клиентуру в том, что ей инвалюта не нужна (подчеркнуто мной. - Е.О.), то с открытием магазина «Торгсин» нам это никак не удастся и мы, очевидно, вынуждены будем выплачивать по всем без исключения переводам наличную валюту». Показателен ответ Москвы: если переводополучатель угрожает отправить перевод назад, беспрепятственно перечисляйте деньги на счет Торгсина32. Сообщения, поступавшие из отделений Госбанка в Одессе, Ленинграде, Киеве, Тифлисе и других городов, подтверждали, что требования на «живую» валюту крайне усилились, люди почти поголовно отказывались брать рубли, копились неоплаченные переводы, что приток валюты в кассы Госбанка сократился, а то и вовсе прекратился, и банки, не дожидаясь указаний свыше, «явочным порядком» перечисляли валюту по переводам, пришедшим из-за границы на счет Торгсина33.
18 сентября 1931 г. Наркомфин принял официальное решение по этому вопросу34. По сути оно узаконило практику, стихийно распространившуюся в регионах летом. Советские люди, при поступле
26
нии на их имя перевода из-за границы, получили право перечислять всю сумму или ее часть во Внешторгбанк на «особый централизованный счет № 75а», а затем по квитанциям банка покупать товары в Торгсине. Их родственники и друзья за границей могли перевести для них деньги и напрямую на счет Торгсина. Этим же постановлением разрешалось переводить деньги с инвалютных счетов советских граждан, работавших за границей, на Торгсин. Остаток суммы, после вычета перечислений на Торгсин, советские граждане получали в рублях. Наркомфин в специальном разъяснении вновь повторил, что получать «живую» валюту на руки советские люди могут только при категорическом требовании и не более четверти суммы перевода. Послабление было сделано лишь для иностранцев, которые могли по своему выбору взять или рубли, или валюту по денежному переводу, пришедшему из-за границы35. Этим же постановлением Наркомфин разрешил выдавать иностранным туристам сдачу в валюте при оплате за товары в Торгсине наличной иностранной валютой. Ранее кассиры отказывались это делать, выдавая сдачу в рублях.
Анализ начального периода работы Торгсина, проведенный в этой главе, свидетельствует о том, что руководство страны, вопреки соображениям экономической выгоды и целесообразности, тяжело расставалось с государственной валютной монополией. Опасаясь утечки валюты к частнику, который платил больше, Наркомфин угрозами и окриками пытался свести на нет легальные операции с наличной валютой внутри страны. Строгий валютный режим должен был способствовать концентрации валюты в руках государства, но результат получился с точностью наоборот. Запретив легально использовать валюту в стране, руководство страны перекрыло многие источники ее поступления в государственный бюджет. Поскольку спрос на валюту и ее предложение в стране существовали, она уходила по нелегальным каналам к частнику. На «черном» рынке валюту можно было выгодно продать за рубли или купить на нее дефицитные товары. Услугами валютного «черного» рынка пользовались не только советские люди, но и иностранцы. Так, скупка рублей по выгодному курсу на «черном» рынке была обычной практикой дипломатических миссий в СССР. А что еще им оставалось делать? - Ведь и дипломаты должны были жить в СССР на рубли. Экстремизм государственной валютной монополии превращал значительную часть населения страны в вынужденных валютных спекулянтов36.
Между тем молох индустриализации быстро пожирал скудные валютные и золотые резервы СССР. Вопрос, где взять валюту на покупку оборудования, технологий и сырья для строившихся про
27
мышленных предприятий, стал к началу 1930-х гг. для руководства страны первостепенным. Основной источник валюты - сельскохозяйственный экспорт - не давал должного эффекта. В условиях Великой депрессии, поразившей Запад, мировые цены на сельскохозяйственную продукцию катастрофически упали. СССР пытался компенсировать падение валютных поступлений по экспорту наращиванием физических объемов вывоза сельскохозяйственной продукции, все более обостряя дефицит продовольствия на внутреннем рынке и обрекая своих людей на голод. «Золотые» комиссии Политбюро лихорадочно искали дополнительные валютные источники и при этом не брезговали ничем.
Родившийся Торгсин был одним из многих золотых ручейков, которыми валюта текла в госбюджет. Но доходы Торгсина в «интуристский период» его работы, искусственно ограниченные пределами легальных валютных операций в стране, были мизерны. Парадоксально, в конце 1920-х гг. ужесточение валютного режима было сделано в интересах индустриализации, но именно нужды промышленного развития затем заставили руководство страны ослабить валютную монополию. Символично, что два ведомства, финансовое и торговое, выступили выразителями двух боровшихся тенденций. Тогда как Наркомфин пытался сдержать развитие легальных валютных операций в стране, Торгсин для усиления притока валюты, от которой зависело выполнение плана его торговли, подталкивал их развитие. В этом же направлении работала и инициатива «снизу» -давление общества, пытавшегося приспособиться к жизни в условиях острого товарного и продовольственного кризиса. Находясь в тисках валютного дефицита, руководство страны расширило пределы «интуристского» Торгсина, вначале, в декабре 1930 г., разрешив иностранцам, длительно проживавшим в СССР, покупать в его магазинах в счет валютной части их зарплаты. В начале осени 1931 г. вышло официальное разрешение перечислять частные валютные переводы из-за границы на счет Торгсина. Наркомфин также смягчил свои требования по проверке у иностранцев документов о происхождении валюты.
Эти решения, однако, пока радикально не изменили суть валютных отношений в стране. Хотя в январе 1931 г. контора Мосторга «Торгсин» стала именоваться Всесоюзным объединением при Нар-комвнешторге СССР37, это скорее отражало будущие чаяния, чем кардинальное изменение методов решения валютной проблемы. Пределы легальных валютных операций в стране и, следовательно, валютные пределы Торгсина до конца 1931 г. оставались узкими. К тому же, торговая сеть Торгсина охватывала лишь порты да несколько наиболее крупных городов. Пока Наркомфин крохоборни
28
чал, «золотой Клондайк» простирался рядом, и, наконец-то, он был открыт. С появлением официального разрешения принимать от советских людей золото в оплату за его товары Торгсин превратился в один из основных источников финансирования индустриализации в СССР - золотой ручеек стал полноводной рекой. Для этого руководству страны пришлось существенно поступиться государственной валютной монополией. Несмотря на очевидную выгоду для государства, идея грандиозной кампании по выкачиванию «золотых» средств у населения родилась совсем не в Политбюро. Она принадлежала директору одного из московских магазинов.
Золотая идея
Нэп - первое пришествие советского валютного рынка. Золотые россыпи под носом у правительства. «Добро пожаловать, Никанор Иванович! Сдавайте валюту». Золотой поворот в истории Торгсина - Браво, Ефрем Владимирович] «Время — вперед?»: Торгсин как рецидив капитализма. Главный
спекулянт
Государственная монополия на золото была установлена уже в первые месяцы Советской власти. Недра и их богатства были национализированы38. Одновременно началась охота за ценностями граждан39. Как не вспомнить легендарные фильмы советской поры об усталых чекистах в поисках буржуйских тайников и кладов. Ценности, находившиеся на счетах и в сейфах банков, имениях, дворцах, музеях и тайниках, были национализированы. В период «военного коммунизма» в годы Гражданской войны запрещалось хранить, покупать, обменивать и продавать иностранную валюту и золото. Граждане обязаны были безвозмездно сдать ценности государству. Нарушившие запрет, если были бы пойманы с поличным, могли поплатиться головой.
К началу нэпа, в согласии с действовавшим законодательством40, конфискации подлежали, независимо от их количества в частном владении, платиновые, золотые и серебряные монеты, а также золото и платина в слитках и сыром виде. Кроме того, граждане обязаны были безвозмездно отдать государству личные и бытовые изделия из драгоценных металлов, если их количество превышало установленные правительством нормы: разрешалось иметь не более 18 золотников (порядка 77 г) золотых и платиновых изделий, не более 3 фунтов (около 1,2 кг) серебряных изделий, не более 3 каратов бриллиантов и других драгоценных камней и не более 5 золотников (около 21 г) жемчуга на одно лицо41. Изъятию также подлежали лю
29
бые денежные средства, видимо, включая и иностранную валюту42, если их количество превышало более чем в 20 раз минимальную зарплату в данной местности. «Излишние деньги», однако, государство не отбирало, а принудительно вносило на счета владельцев в государственные сберкассы. Первый год нэпа (1921) изменил положение лишь отчасти. По-прежнему сдача ценностей государству оставалась обязательной, но, правда, теперь не безвозмездно, а за денежную компенсацию по цене рынка.
Казалось, государство не откажется от жесткой политики насильственного изъятия валютных ценностей у граждан, но уже следующий год принес перемены43. Декрет СНК от 4 апреля 1922 г. отменил обязательную сдачу государству золота в изделиях, слитках и монетах. Вслед за апрельским последовали новые законодательные акты44. В результате в стране сформировался легальный валютный рынок. Разрешалось свободное обращение золота в изделиях и слитках внутри страны45. Купля и продажа золотых царских монет и иностранной валюты также разрешались, но регламентировались более жестко, чем операции с золотыми изделиями и слитками. Монопольное право на их куплю и продажу осталось у Госбанка. Эта мера была принята в целях не допустить превращения царских золотых монет и иностранной валюты в законные деньги - альтернативу быстро обесценивавшимся совзнакам46. В этом запрете заключается одно из основных отличий валютного рынка нэпа от операций Торгсина. Открыв Торгсин для советских граждан, правительство фактически разрешило использовать валютные ценности в качестве средства платежа внутри СССР.
Появившийся при нэпе легальный валютный рынок являлся частью денежной реформы червонца, проводившейся в борьбе с послевоенной разрухой и инфляцией для создания устойчивой денежной системы47. Жизнь легального валютного рынка нэпа была короткой - уже к концу 1926 г. он был вновь загнан в подполье, - но бурной. Отцом советского легального валютного рынка можно считать одного из авторов денежной реформы Л.Н. Юровского, заместителя, а затем начальника Валютного управления Наркомфина. В период реформы червонца специалисты Валютного управления считали бесполезным запрещать людям иметь золотые монеты, хотя попытки ввести такой запрет в период нэпа были48. Не видели они смысла и в том, чтобы запрещать частные операции по купле и продаже золотого царского чекана и валюты. Все равно эту практику не остановишь, только загонишь в подполье, отток же чекана и валюты на «черный» рынок грозил ростом цен на них и на товары на вольном рынке. Лучше уж разрешить валютные сделки, чем потом биться с инфляцией.
30
В годы нэпа советские граждане могли свободно покупать и продавать валюту и золотые монеты на биржах49, в отделениях Госбанка и в магазинах - скупка Наркомфина работала и через торги, а присутствие дефицитных товаров, стимулировало сдатчиков50. В числе других валютных прав гражданам разрешалось по официальному обменному курсу переводить родственникам и друзьям за границу валюту в сумме до 100 руб. в месяц (на большие суммы требовалось разрешение), а в случае поездки за границу обменять на валюту до 200 руб.51
Государство активно вмешивалось в работу валютного рынка, используя в то время в основном экономические методы его регулирования. Госбанк и Наркомфин проводили «валютные интервенции» для укрепления только что введенного в обращение червонца52. В Наркомфине в августе 1923 г. для этого специально создали Особую часть53. Во главе ее стоял человек Юровского - Л. Л. Волин54. Цель валютных интервенций состояла в том, чтобы, удовлетворяя спрос людей и организаций на золотые монеты и валюту, поддерживать на вольном рынке обменный курс червонца по отношению к доллару на уровне официального обменного курса. Для этого агенты Особой части, среди которых были и профессиональные «валютные спекулянты», продавали и покупали на официальных и «черных» биржах, а также «американках» золотые монеты и иностранную валюту по рыночной цене55. Золотые монеты и валюта, которые Госбанк и Наркомфин выбрасывали через своих агентов на внутренний валютный рынок во время интервенций, понижали их рыночную стоимость по отношению к червонцу. Валютные интервенции проводились организованно и осознанно, но по сути они имитировали стихийные механизмы работы рынка. Политбюро санкционировало валютные интервенции, а Экономическое управление ОГПУ, чьи секретные агенты следили за работой бирж, контролировало их. Агенты Особой части Наркомфина, проводившие валютные интервенции, были зарегистрированы в ОГПУ, что впоследствии, после изменения валютной политики, стоило многим из них свободы, а некоторым и жизни56.
Валютные интервенции были секретными государственными операциями. Внешне агенты Особой части не отличались от других валютных маклеров. Они получали 0,5-1 % от суммы купленной и проданной валюты, зарабатывая в месяц в среднем около 1000 руб., а в отдельных случаях и тысячи рублей за несколько часов. Для сравнения: партийный максимум зарплаты, которую могли получать в то время коммунисты, составлял 225 руб. в месяц. Государство использовало валютную спекуляцию в интересах укрепления денежной системы, при этом разрешая маклерам наживаться. С на
31
чалом репрессий против валютного рынка нэпа это будет поставлено в вину сначала Волину, а потом и Юровскому.
Валютные интервенции важны для истории Торгсина тем, что благодаря им советские граждане существенно пополнили свои золотые и инвалютные сбережения, которые позже снесли в Торгсин. В архивах сохранились данные о золотых операциях Госбанка за период нэпа (табл. 1). Хотя они представляют только часть валютных сделок 1920-х гг., данные Госбанка позволяют увидеть «порядок цифр» для оценки размаха продаж золота населению незадолго до открытия Торгсина. Кроме того, они важны для сравнения размеров золотоскупочных операций периода нэпа с будущими золотыми оборотами Торгсина. И наконец, эти данные показывают динамику валютных страстей и роль различных видов золота в жизни людей.
Статистика золотоскупки Госбанка (табл. 1) свидетельствует, что операции с бытовым золотом и монетами представляют две разные модели социально-экономического поведения. Продажа бытового золота государству - крик отчаяния, показатель кризиса, ведь, как правило, люди продают личные ценные вещи тогда, когда других средств нет. Так, в тяжелые послевоенные годы разрухи и инфляции население продало государству почти 6 т бытового золота (табл.1). Успехи нэпа и нормализация жизни привели к резкому снижению продажи личных золотых вещей. К 1926 г. она упала настолько сильно, что руководство Госбанка начало говорить о «почти полном истощении накоплений у населения». История Торгсина показала ошибочность этого заключения - просто надобность в продаже личных ценностей отпала: середина 1920-х гг. была одним из наиболее благополучных периодов жизни в Советской России.
По мере падения поступлений бытового золота от населения Госбанк ориентировался на скупку золота в районах приисков (табл. 1). Вначале он выдавал авансы под продукцию, а с 1925/26 г. перешел к кредитованию государственных золотодобывающих предприятий и частников. Эта деятельность, однако, продолжалась недолго. В 1926/27 хозяйственном году скупка золота крупных государственных предприятий (Енисейзолото, Лензолото, Алданзоло-то и др.) перешла в ведение Наркомфина, что объясняет снижение данных в таблице за этот год.
Операции с золотыми монетами в основном представляют предпринимательскую модель поведения населения. Во время кризисов люди могли продавать государству царский чекан из нужды, но покупка монет являлась средством вложения капитала. Разница между суммой монет, проданных населением государству и купленных у него в периоды валютных интервенций, зависела от степени доверия червонцу. В начальный период денежной реформы, 1922-1923 гг.,
32
люди активно скупали золотые монеты, не доверяя обесценивавшимся совзнакам и новорожденному червонцу (табл. 1). Затем, благодаря значительным валютным интервенциям, червонец укрепился, и его обменный курс по отношению к золоту и валюте на вольном рынке стабилизировался. Рост доверия к червонцу привел к сбросу монет населением. В 1924 г. Госбанк купил у населения золотых монет значительно больше того, что продал (табл. 1). Ослаб валютный ажиотаж, установилась атмосфера относительного валютного спокойствия. Люди стали охотнее принимать червонцы по валютным переводам из-за границы, не требуя «с пеной у рта» выдать им валюту. Снижение валютных аппетитов населения позволило государству ослабить и валютные ограничения. В сентябре 1924 г. норма перевода валюты за границу была повышена со 100 до 200 зол. руб., а норма обмена валюты на поездку за границу с 200 до 300 руб. Июньским декретом 1925 г. валютный обмен был разрешен вне бирж и кредитных учреждений57.
Положение стало меняться в 1925 г. Началась борьба двух тенденций. С одной стороны, благодаря валютным интервенциям прошлых лет и стабильности червонца население продолжало активно продавать государству золотой царский чекан (табл. 1). В то же время, отреагировав на начавшиеся в 1925 г. инфляционные процессы, связанные с попыткой форсирования промышленного развития, люди начали запасать золотые монеты. В ответ государство ввело валютные ограничения58. Но все-таки в тот год резкого дисбаланса между покупкой и продажей монет населению пока еще не было.
Крах валютных интервенций и вместе с ними легального валютного рынка нэпа произошел в 1926 г. Почему и как это случилось? Судьба валютного рынка зависела от выбора путей экономического развития и результатов политической борьбы за власть, которая разворачивалась в руководстве страны. Две концепции проведения индустриализации столкнулись тогда лбами. Одна из них, которую условно можно назвать «жизнь по средствам», выступала за умеренные планы промышленного развития, жесткую кредитно-денежную политику, использование экономических методов для поддержания стабильного курса червонца по отношению к золоту и иностранной валюте и для привлечения валютных сбережений населения. Выразителем этой политики выступали Госбанк и особенно Наркомфин с его руководителями и специалистами, прежде всего Г. Я. Сокольниковым и Л. Н. Юровским. Другая концепция, которую метафорично можно назвать «жизнь в кредит», призывала форсировать темпы индустриализации, что неминуемо вело к несдержанной кредитной политике и денежной эмиссии, а в результате - к инфляции и обострению товарного дефицита. Воинственными сторонниками
33
этого пути развития были ВСНХ и Госплан в лице С.Г. Струми-лина, В.Г. Громана и др.
При выборе сценария «жизнь в кредит» валютные интервенции теряли смысл: попытки поддержать стабильный курс червонца по отношению к доллару и золоту в условиях быстро нараставшей инфляции путем выброса на вольный рынок золотых монет и валюты из хранилищ Госбанка и Наркомфина быстро исчерпали бы золотовалютные ресурсы страны. Без валютных же интервенций червонец быстро бы обесценился. Как результат, люди перестали бы продавать золото и валюту государству, ценности начали бы уходить на «черный» рынок, где их обменный курс все больше бы отрывался от низкого официального. Не имея возможности получить валютные накопления населения экономическими методами, государство стало бы применять массовые репрессии.
Развитие страны пошло по сценарию «жизнь в кредит». В 1925/26 г. руководство страны в 2,5 раза увеличило капитальные вложения в промышленность. Заработал печатный станок, выбрасывая в обращение все новые суммы бумажных денег. Хлебный экспорт, за счет которого планировали пополнить валютные ресурсы, оплатить импорт и поддержать денежную систему страны, давал сбои: государственные скупочные цены не устраивали крестьян, а промышленных товаров для стимулирования заготовок сельскохозяйственной продукции у государства не хватало. Рост бумажных денег в обращении при дефиците товаров привел к тому, что начали быстро расти цены: в тот период времени государство могло контролировать только отпускные цены госпредприятий и цены кооперации, а розничная торговля находилась в руках частника. Покупательная способность червонца начала падать, а его обменный курс на вольном рынке по отношению к доллару начал расти и отрываться от фиксированного официального.
Для того чтобы поддержать червонец в условиях нараставшей инфляции, государство вначале усилило валютные интервенции. В октябре 1925 г. Госбанк и Наркомфин продали населению золотых монет на сумму 2,1 млн руб., в ноябре - 4,2, в декабре - 7,2, в январе 1926 г. - более 7,6 млн руб. Таким образом, только за четыре месяца валютной интервенции государство выбросило на вольный рынок золотого чекана более чем на 21 млн руб. Купили же мало: в октябре на 283 тыс. руб., а к декабрю сумма скупки снизилась до 190 тыс. руб.59 Для поддержания валютных интервенций в 1925/26 г. Госбанк из своих золотых запасов даже начеканил для продажи населению золотых царских монет на сумму 25,1 млн руб.!60 Кроме царского чекана, за тот же период с октября 1925 г. до февраля 1926 г. в рамках валютной интервенции Госбанк и Наркомфин продали на
34
селению 4,1 млн долл. и почти 500 тыс. ф. ст. В феврале 1926 г. руководство страны пыталось снизить расходы на интервенцию, проведя репрессии против незаконных покупок валюты, но, несмотря на это, все равно вынуждено было выбросить на вольный рынок значительную сумму: золотых монет на 6,3 млн руб., а также 812 тыс. долл. и 98 тыс. ф. ст.61 Политика укрепления червонца также требовала немалых валютных средств на поддержание его позиций за границей. Только в июле 1925 г. государство потратило 1,7 млн руб. валютой, чтобы скупить червонцы за рубежом62.
Тощий золотовалютный запас СССР63 не мог выдержать таких трат64. В декабре 1925 г. руководство Госбанка сообщало в Политбюро о том, что не имело достаточных средств для оплаты импорта. Политбюро вынуждено было разрешить вывезти за границу золота в декабре 1925 г. на 15 млн руб., а в январе 1926 г. еще на 30 млн руб. Часть этого золота была депонирована в банках за границей, как гарантия оплаты импорта, часть была продана65. К апрелю 1926 г. по сравнению с 1 октября 1925 г. свободные валютно-металлические резервы Госбанка снизились почти на треть, а общие валютные ресурсы страны сократились на 82,5 млн руб., составив всего лишь 221,4 млн руб.66
В период обострения валютного кризиса в конце 1925 - начале 1926 г. руководство страны стало сворачивать легальные валютные операции. Сумму валюты, которую граждане могли перевести за границу, уменьшили вдвое, с 200 до 100 руб. в месяц, причем многие отделения Госбанка перестали вообще принимать такие переводы. Продажа инвалюты через банки была остановлена, за исключением тех случаев, когда люди меняли деньги для поездки за границу. Правительство резко повысило таможенные пошлины на импортируемые товары. В результате многие поступившие в то время из-за границы посылки поехали назад, люди отказались от них. Выросла стоимость заграничных паспортов, что сделало невыгодными распространенные ранее поездки за границу для закупок повседневных товаров. Государство ограничило выезд на лечение и отдых за границей67.
Пытаясь сократить расходы на валютную интервенцию, Политбюро потребовало принять меры против валютной контрабанды и незаконных безлицензионных покупок валюты и золота учреждениями, предприятиями и организациями. Сталин был сторонником свертывания валютного рынка. 18 января 1926 г. на заседании комиссии Политбюро он высказался за лишение спекулянтов возможности использовать валютную интервенцию в ущерб государству, что означало санкцию на проведение репрессий на валютном рынке68. В феврале - апреле 1926 г. с одобрения Политбюро ОГПУ про
35
вело в крупных городах массовые аресты валютных маклеров0*. Операции против валютных спекулянтов проводились и раньше, в конце 1923 - начале 1924 г., но тогда, в разгар реформы червонца, Политбюро прислушивалось к мнению Наркомфина, одергивая ОГПУ™.
Репрессии начала 1926 г. представляли радикальный поворот в валютной политике. Начавшись, они уже не прекращались, став на годы вперед основным способом выколачивания валютных ценностей у населения. ОГПУ получило больше свободы действий. В марте 1926 г. СТО разрешил ОГПУ проводить в пограничных районах обыски, конфискацию валюты и золота, а также аресты лиц, подозреваемых в контрабанде. Решать, как далеко простирались пределы пограничного района, должно было само ОГПУ71. Меры вводились как временные, но оказались долгосрочными. В результате экономических мер и репрессий в начале 1926 г. пределы легального валютного рынка сузились, валютные операции были загнаны в подполье.
Сторонники форсированной индустриализации усилили атаки на политику валютных интервенций и персонально тех людей, которые ее проводили, требуя, чтобы валютные средства, вместо поддержания стабильности денежной системы, шли на промышленное развитие. Да и сами сторонники валютных интервенций понимали, что условия, обеспечивавшие их эффективность: жесткая кредитная и сдержанная эмиссионная политика, реальность плана, - были подорваны, а без них валютные интервенции теряли смысл. В марте 1926 г. валютные интервенции резко сократились, а в апреле практически прекратились72. Тогда же, в апреле, Политбюро приняло решение о прекращении котировок червонца за границей, что означало и запрет на вывоз червонцев за рубеж73. Так похоронили идею конвертируемого золотого червонца.
Экономическое решение остановить валютные интервенции, которое при другом стечении обстоятельств могло бы оказаться лишь временной мерой, было обильно сдобрено политическим соусом и проводилось полицейскими методами. В феврале-марте 1926 г. вместе с репрессиями против валютных маклеров в крупных городах ОГПУ арестовало руководителя Особой части Наркомфина Волина, ряд его сотрудников и родственников. Был арестован и начальник Московского отделения Особой части А. Чепелевский. Их обвинили в смычке с валютными спекулянтами, пособничестве к обогащению и подрыве государственных валютных запасов. Обвинители сделали вид, что не знали, что валютные интервенции были не личным делом Волина, а государственной политикой, проводившейся с одобрения Политбюро и в контакте с ЭКУ ОГПУ. С санк
36
